Как и импрессионисты, Сезанн отказался от тёмных красок и использовал только чистые цвета: зелёный, голубой, охру, белый. Но для него было важно не моментальное, а постоянное в природе.

Никто же не знал, что наступит время, когда пупсов отправят в отставку, а в моду войдут разные замурзанные вещи. То есть, простите, винтаж и хэндмейд.

Тарелка стоит на самом краю, полуочищенная шкурка лимона свисает, миска с оливками еле-еле удерживается на столе. А другие вещи кажутся очень прочными: сам грубый деревянный стол, стакан с вином, солонка. В других натюрмортах того времени тоже есть этот баланс между устойчивостью и нестабильностью, прочностью и хрупкостью.

Открыв глаза, я понял, что лежу не в своей кровати, а вокруг чужие игрушки. Я быстро натянул штаны, рубашку и выбежал из комнаты. Нос привёл меня на кухню, где я с разбега уткнулся в бабушкин фартук. Тут перед моими глазами пронёсся вчерашний день. Я же в Израиле!

Девочка Юля, родившаяся в городе Донецке, и есть самый настоящий носитель английского. За десять лет этот язык стал для неё понятней и родней, чем язык матери, и его теперь она «носит» гораздо охотней и радостней, чем русский, оперирует его словарным запасом – легче и уверенней, чувствует и любит – сильнее.

Папа купил мне красивую книжку с картинками, в которой всякие страшные истории. Там нарисованы водяные, лешие, баба-яга и даже один мертвец. У лешего вместо носа деревянная палка с листиком, а у бабы-яги два больших жёлтых зуба. Только привидения в этой книжке не страшные. Они голубенькие и улыбаются.

Нам нечасто удаётся увидеть сад ночью. И этот пейзаж, с проступающими очертаниями деревьев на заднем плане и с кустом сирени под луной на переднем, похож на сон. Или на то, что мы видим перед пробуждением, между сном и явью.

Прямо под крылом самолёта белым пушистым ковром стелились облака. Казалось, по ним можно бегать босиком, и пяткам будет мягко и тепло. Миша впервые в жизни видел такое чудо. И было у него на душе радостно и тревожно.

Все родители знают, что сравнивать детей нельзя. Между тем, очень сложно не переживать, если соседский Петя в три недели уже улыбается, в год сам просится на горшок, а в четыре уже умеет читать. В то время как твой личный ребёнок в том же возрасте не делает ничего из перечисленного, хотя в три месяца ему перед сном читали «Сказку о царе Салтане», а в год – подарили магнитную азбуку.

Я всё время тревожусь. Вкусный ли получился суп? Что скажет муж? Я ведь раньше никогда не клала в борщ кабачок. Успею ли дописать статью вовремя? Понравится ли она редактору? Не опоздаю ли за ребёнком в школу? А вдруг сын расстроится и будет плакать? Что подумают другие родители? Тревожнее всего тревожусь: хорошая ли я мать? Знакомые говорят: очень хорошая.

Смешные и грустные истории, которые с детства рассказывают человеку про его бабушек и дедушек, воссоздают не целую жизнь, а только малюсенькие её элементы, но из них выстраивается связь времён. Полезная штука.

Если бы я была актрисой и мне надо было плакать по заказу, у меня есть воспоминание, которое помогало бы безотказно: вот моя девочка гордо идёт к микрофону, стараясь шагать красиво и ровно, как манекенщица, – и вдруг падает, взметнув ноги выше головы! Проклятые новые скользкие подошвы. Господи, какое у неё было лицо!.. Ну вот, всё, уже плачу.