Детская сказка для взрослых

В этом году в программе Non/fiction новичок — детское издательство «Albus Corvus». Именно «Albus Corvus» будет теперь издавать (и переиздавать) Свена Нурдквиста, а на Non/fiction впервые на русском представит «Сказку на Рождество» Джованнино Гуарески.

Мы не будем пересказывать биографию писателя и не будем рассказывать, о чем эта книга.
История появления «Сказки» — в предисловии самого автора, которое, как и отрывок из книги, «Букник-младший» публикует сегодня. Скажем только, что история про Гуарески и концлагерь — это история про выбор: туда попадали только те офицеры, которые не готовы были воевать на стороне гитлеровской коалиции, и он фактически в любой момент мог оттуда выйти, просто вернувшись в строй. А он и еще многие — не вышли. Про выбор, собственно, и сама «Сказка на Рождество».

Джованнино Гуарески. Сказка на Рождество
Albus Corvus, 2013. Иллюстрации — автора, перевод с итальянского — Ольги Гуревич

Эта сказка родилась в декабре 1944 года в концлагере для военнопленных на северо-востоке Германии. Ее вдохновили три музы: Голод, Холод и Ностальгия. Я писал ее, скрючившись на нижней полке двухэтажных нар. На над моей головой, на верхнем ярусе, где жил Артуро Коппола, шумела музыкальная фабрика. Я отсылал туда свои только что вылупившиеся строки, голые, озябшие, и они возвращались ко мне одетые в мягкую и теплую, как ангорская шерсть, музыку.

«А теперь бабушка рассказывает мальчику сказку на ночь», — говорил я тонким планкам верхних нар. Или, например: «А теперь бабушка, мальчик и собака садятся в поезд и отправляются в далекое ночное путешествие».
Музы, вдохновлявшие меня, взмывали на верхний этаж, и оттуда брызгами разлетались ноты.
Приближалось второе Рождество в плену: Голод, Холод и Ностальгия.
Среди шести или семи тысяч пленных было немало музыкантов и певцов, профессионалов и любителей.

Кому-то удалось сохранить свой инструмент, а что-то нам одолжили французы из соседнего барака. Коппола написал музыку, собрал и настроил оркестр и хор. Пальцы скрипачей не гнулись от холода, скрипки разваливались от влажности, у них отваливались грифы. Голоса с трудом вырывались из еле-еле прикрытого лохмотьями, продрогшего горла. Но в Сочельник барак с гордым названием «Театр» был набит до отказа, я читал свою сказку, оркестр, солисты и хор украшали ее музыкой, а «шумовик» оживлял самые ответственные моменты.

Ностальгию придумали заключенные. Потому что за колючей проволокой все, что принадлежит отрезанному от тебя миру, становится сказкой, и люди, затаив дыхание, слушают рассказ о том, что занавески в комнате были розового цвета. В плену даже цвет становится сказкой, потому что в лагере все серое. А неожиданно зазеленевшая веточка или прорвавшаяся сквозь облака голубизна неба принадлежат другому миру. В такие моменты и настоящее становится ностальгией.

В те дни мы думали о самых простых вещах как об утраченных сокровищах, мы с тоской вспоминали о солнце, воде, цветах, как будто бы их больше не существовало на свете. Может быть, поэтому стольким взрослым мужчинам казалось совершенно естественным, что я рассказываю им сказку на Рождество, а ее сюжет — человек встречает свою мать и своего сына — они считали удивительным и оригинальным.
— Вот это воображение! Как тебе такое в голову пришло?

Этот незамысловатый сюжет интересовал узников куда сильнее заложенной в текст полемики. Ведь у «Сказки на Рождество» есть еще и полемическое содержание. Чтобы его поняли даже самые неосведомленные читатели, я сделал к этой книге иллюстрации. Так что мне остается только предупредить: «Персонажи этого рассказа реальны, факты, о которых идет речь, полностью соответствуют тому, что было».
«Реальность» была вокруг нас, она сидела в трех метрах от меня, в первом ряду, в обличии надзирателя Дольметшера, и когда «шумовик-подражатель» исполнял хриплым голосом песенку трех Стервятников, а дежурный полицай не мог удержаться от смеха, стоя в дверном проеме, я умирал от желания прервать представление и сказать, что в этом нет ничего смешного: «Извините, господин надзиратель, это вы — Стервятник».

«Я расскажу вам сказку, а вы перескажете ее вечернему ветру, он отнесет ее вашим детям, мамам и бабушкам ваших детей, потому что эта сказка — грустная сказка о каждом из нас». Так я закончил свое выступление в Сочельник 1944 года. Услышал ли меня ветер? А если услышал, смог ли продраться сквозь заслоны военной цензуры? Может, он потерял по дороге несколько строчек? Можно ли вообще доверить ветру столь деликатное поручение?

Поэтому-то я и решил напечатать эту сказку. Чтобы вернувшийся из плена папа мог прочитать ее своим детям. Эти простые слова с привкусом холода, голода и ностальгии помогут детям понять, что пережил их отец там, на севере, в лагере, где не было света и надежды. А если не поймут дети, поймут их мамы.

К тому же я обещал в последних строках моей сказки:

Если не понравилось — это ничего,
Новую придумаю я на Рождество.
В ней тоски не будет, страха и печали.
«Помните, как в лагере праздник мы встречали».

Я сдержал слово и отдаю свой долг — вот она, сказка. «Однажды в лагере…»
Автор

…А что же в это время происходит в далеком доме?
Все как обычно. Альбертино — а именно так зовут нашего мальчика — ложится спать, и бабушка рассказывает ему на ночь сказку.
Послушаем и мы? Нам уже столько нарассказывали сказок, что еще одна никакого вреда не причинит. С другой стороны, подслушивать нехорошо. Подождем-ка лучше за дверью.
Ну вот: мальчик заснул, бабушка ушла, дом окутан тишиной, как черным бархатом.

И в этой тишине вдруг что-то негромко забарабанило по стеклу. Альбертино проснулся, подошел к окну и осторожно его отворил.
Это вернулось Стихотворение.
— Ну как? Видело папу?
— Нет, — ответило ему Стихотворение и рассказало о своих приключениях.
Тогда Альбертино решительно надел башмаки и теплую накидку с капюшоном и двинулся к двери.
— Раз так, я сам отправляюсь к папе!

Он осторожно спустился по лестнице, ступенька за ступенькой. В темноте все казалось таинственным и страшным.
— Ой-ой-ой, что это за красные огни? — вскрикнул Альбертино. — А-а, белый котенок! Ну и напугал же ты меня. Ты бы лучше мне своими глазами посветил до двери.
И котенок пошел впереди, и глаза его светились в ночи.
В детских снах свет всегда идет от кошачьих глаз, светлячков, звезд. Это очень правильное освещение — с одной стороны, все видно, а с другой, электрический счетчик не крутится.

Мальчик и котенок шли по пустым комнатам, а вокруг раздавались голоса. Все уже обо всем знали, ведь когда Альбертино разговаривал со Стихотворением, Говорящий Сверчок выскочил с двадцать седьмой страницы «Приключений Пиноккио» и оповестил весь дом:
— Мальчик собирается идти к папе!

Альбертино шел, а вещи, мимо которых он проходил, с ним разговаривали.
— Скажи папе, что я считаю минуты до его возвращения, — шептали напольные часы.
— Скажи папе, что я поглощаю дни, чтобы увидеть его поскорее, — шелестел отрывной календарь.
— Скажи папе, что без него мне не удается выдавить из себя ни буквы, — скрипела пишущая машинка. На ее каретке был виден напечатанный на три четверти лист — рассказ, оборванный на полуслове.
— Скажи ему, чтобы возвращался как можно скорей, — попросил рассказ. — Вот уже полтора года, как Лауретта не может дождаться своего Джакомино под часами на городской площади. Разве можно бросать бедную девушку на открытой площади, где она долгие годы стоит то под дождем, то под снегом, то в нестерпимую жару? Скажи ему, что он должен вернуться и дописать.

Альбертино всем пообещал все передать. Вот и сад. В саду ждет Флик — старый сторожевой пес.
Котенок остановился у двери. Ему-то зачем идти из теплого дома в студеную декабрьскую ночь? Чтобы посмотреть на хозяйкиного мужа? То еще удовольствие. Коты если и гуляют, то сами по себе и не в такую погоду.

На улице темно и трудно разобрать дорогу. Но старый Флик нашел и разбудил светлячка, одного из тех, кто устроил себе гнездышки на зиму в деревянных стенках.
Светлячок не желал вылезать — было слишком холодно, да и керосина для заднего фонаря у него в запасе не было.
— У тебя же есть автономная динамо-машина! — укорял его Флик.
— Ее крутить замучаешься, — упирался Светлячок. — И ладно бы руками, но моя-то с ножным приводом.
Наконец он сдался, зажег свой фонарик и полетел, освещая путь Альбертино и псу.

Впрочем, так они шли недолго. Дойдя до калитки, они столкнулись с кем-то высоким, завернутым в старый плащ. Этот кто-то был так похож на привидение, что Альбертино не смог удержаться и вскрикнул. В ту же минуту Cветлячок подлетел поближе и осветил лицо под капюшоном.
— Ой, бабушка! Это ты?
— Альбертино? Куда это ты собрался ночью?
— А ты?
— Я иду к своему мальчику, — ответила Бабушка. Для мам сыновья навсегда остаются мальчиками, дать бы мамам волю, они бы всю жизнь не выпускали их из колыбели. А потом, глядя на полутораметровые ноги, торчащие из люльки, они говорили бы: «Что-то люлька у малыша тесновата», а вовсе не: «Мой мальчик вырос наконец из этой кроватки».

Мамы постоянно сражаются со временем. Если порой они красят седеющие волосы, то делают это не из пустого тщеславия, но чтобы доказать себе: время стоит на месте и их ребенок — еще совсем малыш.
— Как это, бабушка, у тебя есть мальчик? А кто он?
— Твой папа, конечно…

Вот они идут при еле различимом свечении Светлячка: Флик, бабушка и Альбертино. А мама? Мама спит в своей кровати: она боится темноты и ей очень, очень холодно. Она похожа на белого котенка. Мама в такую ночь могла бы выйти из дома только ради своего ребенка.
Ребенка, как бы он ни был далеко, нужно навестить любой ценой. Мужа — главное уметь дождаться. А папы готовы в своих снах промчаться тысячи километров, лишь бы увидеть, хоть одним глазком, маму своих детей.

Мужчины — почти как собаки. Готовы идти за тем, кого любят, даже на край света…


«Сказка на Рождество» на Non/fiction
Среда, 27 ноября, в зоне семинаров №2 с 16:00 до 17:00
Разговор для взрослых, но про детей. Про то, как сохраняются семейные связи в вынужденной разлуке. Про то, как можно и нужно (и нужно ли) разговаривать с детьми о печальных и иногда позорных страницах истории своей страны.
В разговоре принимают участие: Ольга Гуревич (переводчик книги, РГГУ), Адриано Дель Аста (Институт итальянской культуры в Москве) и Е.И. Вигдорова (литературовед, преподаватель).

Пятница, 29 ноября, на детской площадке в T-zone с 14:30 до 15:30
Издательство ждет школьников от 12 лет, их учителей и родителей, чтобы поговорить о том выборе, который сделал сам Дж. Гуарески, отказавшись воевать на стороне гитлеровской Германии, и о том (может быть, менее важном) выборе, который приходится делать каждому из нас. А еще о том, на что мы надеемся и что придает нам силы.

Воскресенье 1 декабря, в 23 зале на детской площадке, с 15:00 до 16:00
Ждут детей от 6 лет и их родителей, чтобы почитать «Сказку на Рождество» и сыграть в игру-квест по мотивам книги!