Жизнь в страхе

Жизнь в страхе

21.03
Теги материала: биографии, поэзия

У сороконожки
Народились крошки.
Что за восхищенье,
Радость без конца!

Дети эти — прямо
Вылитая мама:
То же выраженье
Милого лица…

Это стихотворение вы, конечно, знаете. А если не знаете, советую немедленно выучить его наизусть, потому что оно — просто замечательное. Сочинила историю про сороконожьих деток Вера Инбер, женщина, которая большую часть своей долгой жизни провела в страхе.

Вера Инбер родилась в Одессе в 1890 году. Ее отец, Моисей Шпенцер, владел солидным и известным научным издательством «Матезис». Мама, Ирма Бронштейн, преподавала русский язык и заведовала еврейским училищем для девочек. В доме этой образованной буржуазной семьи в Стурдзиловском переулке одно время жил и двоюродный брат матери Лёвочка. В жизни Веры Инбер дяде Льву предстояло сыграть роковую роль.

Но всё это впереди, а пока что Верочка закончила гимназию, начала писать стихи и поступила на историко-филологический факультет Высших женских курсов. Из-за слабого здоровья учёбу она не закончила и уехала лечиться в Швейцарию, а оттуда попала в Париж — мировую столицу нового искусства. Вера очутилась в самой гуще богемной жизни, познакомилась с художниками, поэтами и писателями, эмигрировавшими во Францию из России. Один из них, журналист Натан Инбер (он сократил свое имя до модного Нат) стал её мужем. В Париже Вера и сама выпустила несколько книг стихов. Увы, критики её не очень приветствовали, а стихи называли жеманными. Это странное слово означает «слишком манерными, кокетливыми».

Вскоре Вера Инбер и её муж вернулись в революционную Россию. Годы Гражданской войны застали Инбер в родной Одессе. В 1919 году Нат уехал в Турцию, в Константинополь. Вера последовала за ним, но быстро вернулась: любовь прошла, а жить в эмиграции не хотелось.

В начале двадцатых годов Вера Инбер одну за другой выпускает книги стихов, пишет очерки и рассказы, занимается журналистикой, два года работает корреспондентом в Берлине и Париже.

Она примкнула к группе поэтов и писателей, которые любили литературные эксперименты и гордо называли себя «конструктивистами». Вышла замуж за прославленного электрохимика, профессора Фрумкина.

Некоторые стихи Инбер тех лет посвящены дядюшке Льву. О нём Вера писала с восторгом. Его знала вся страна, ведь это был Лев Троцкий, один из главных революционеров, а для Веры Инбер он был просто дядя Лев. В свое время Троцкий был не менее знаменит, чем сам «вождь мирового пролетариата» Владимир Ленин. Инбер описывала в стихах «шестиколонный» кабинет дяди в Кремле и «четыре грозных телефона» на столе.

Но судьба Троцкого переменилась. После смерти Ленина в 1924 году в партии началась политическая борьба. Троцкий, человек умный и жестокий, проиграл в этой борьбе хитрому, коварному и безжалостному Иосифу Сталину. Сперва Троцкого отправили в Среднюю Азию, а потом и вовсе выслали из страны. Но даже на этом Сталин не успокоился и в 1940 году подослал к жившему в Мексике Троцкому убийцу.

Жизнь Веры тоже была в опасности. Сталин быстро превратился в кровавого диктатора. Миллионы воображаемых «врагов народа» оказались в лагерях. Сталин расправлялся не только с ними, но и с их родственниками — мужьями, жёнами, детьми. Что уж говорить о племяннице главного врага — Троцкого!


Однако Сталин почему-то пощадил Веру Инбер и перед Второй мировой войной даже наградил орденом. Может быть, дело в том, что Инбер вела себя очень осторожно, восхваляла Сталина и ничего крамольного не говорила и не писала. И всё равно каждый день она ждала ареста.

Как ни странно, Вера находила в себе силы жить, хотя жизнь её буквально висела на волоске. Инбер ещё раз вышла замуж — за профессора медицины Илью Страшуна. В начале войны его перевели в ленинградский медицинский институт. Вместе с Ильей Вера оказалась в осаждённом фашистами городе. Она узнала голод и холод, выступала по радио, читала стихи раненым в госпиталях, ездила на фронт. Об этих страшных годах Инбер написала поэму «Пулковский меридиан» и блокадный дневник «Почти три года».

Преступления нацистов вновь заставили Инбер вспомнить о том, то она еврейка. Ещё в двадцатые годы она писала рассказы на еврейские темы, обличала антисемитов и погромщиков. Теперь она приняла участие в составлении «Чёрной книги», рассказывавшей о зверствах фашистов, написала очерк о расправе над евреями Одессы, начала переводить с идиша.

После войны жизнь Инбер стала налаживаться. За поэму «Пулковский меридиан» она получила Сталинскую премию, занимала важный пост в Союзе писателей, муж стал академиком. У неё появилась большая квартира и дача в писательском посёлке Переделкино. «Сам Верынбер — хороший мужик. Душевный. Но жена у него… не дай Боже!» — красочно рассказывал садовник, работавший на этой даче. Да, из миниатюрной и кокетливой женщины вылупилась чинная литературная дама, которая безжалостно третировала домашних.

Вот только писала Вера Инбер всё хуже. Постоянный страх и необходимость приспосабливаться ради выживания сломили её. В её поздних стихах и очерках нет ни капли прежней живости и очарования. «Из её стихов исчезла душа», «она растеряла талант», — считали её современники.

Вера Инбер пережила мужа и дочь и умерла в Москве в 1972-м, в 82 года. Одесский переулок, где она родилась, сегодня назван её именем. Поздние стихи Инбер никто не помнит, зато её ранние вещи — детские стихотворения, рассказы, книги «Место под солнцем» и «Америка в Париже» — вспоминают всё чаще. А её песенку «Девушка из Нагасаки» поют уже почти девяносто лет. Вот, послушайте:

Ещё материалы этого проекта
«Найти и придушить»
Гейне был необыкновенно популярен в Германии, но его отношения с современниками не были гладкими. «Гейне брызжет своим ядом на врагов», — говорили про него. В нескольких немецких землях его книги были запрещены. Один писатель обещал «найти и придушить» поэта, если тот напишет хотя бы одно плохое слово по его поводу.
17.05.2011
Шике-шике-шике-дриз!
Кем должен был стать мальчик, родившийся с именем Шике Дриз? Например, клоуном! А что – отличное имя для клоуна! И выкрикивать удобно: «Шике-шике-шике-дриз!» – звучит как весёлая, но необидная дразнилка.
29.09.2008
Еврей не играет в футбол?
Если израильской команды нет среди участников Евро-2012, это еще не значит, что евреи не играют в футбол. Играют, и даже очень. Знаете ли вы, например, что Дэвид Бэкхем — немножко еврей: «Я на четверть еврей. Отец моей матери еврей, и я был более связан с иудаизмом, чем с какой-либо другой религией».
18.06.2012
О дивный детский мир
Когда-то давно молодая поэтесса Барто ляпнула Маршаку: «Знаете, Самуил Яковлевич, в нашей детской литературе есть Маршак и подмаршачники. Маршаком я быть не могу, а подмаршачником - не желаю».
21.11.2008