Волшебный эликсир

Волшебный эликсир

Пауль Маар. Господин Белло и волшебный эликсир. Пер. с немецкого Е. Михелевич Самокат, 2011 Однажды отец и сын получают в дар от странной старушки бутылку с необычной жидкостью, о свойствах которой поначалу и не подозревают.
12.06

Макс — симпатичный немецкий мальчишка, живёт вместе с отцом-аптекарем и мечтает иметь собаку. Однажды отец и сын получают в дар от странной старушки бутылку с необычной жидкостью, о свойствах которой поначалу и не подозревают. Их ждут волшебные приключения, чудесные превращения и самым причудливым образом исполненные желания… И всё это сегодня, в самом обычном тихом немецком городке.

Макс рассказывает

Если бы та старушка не пришла в папину аптеку, на нас бы не свалилось столько злоключений. Да ещё и Эдгар… Не подумайте, что Эдгар тоже свалился на нашу голову. Я совсем не это имел в виду. Хотя Эдгар кого хочешь может достать своими бесконечными замерами, таблицами и списками. К примеру, он замеряет мой рост всякий раз, когда я вместе с папой приезжаю к нему на ферму. В результате на графике моего роста появляется новая жирная точка, которую он соединяет красной линией с другими точками. По его словам, так он получает точную картину процесса моего роста. Понятия не имею, зачем ему вообще это надо. То, что я каждый год становлюсь немного выше, и так заметно по моим штанам.

Прошлогодние доходят мне теперь только до щиколоток. Кроме всего прочего, он не разрешает мне называть его просто Эдгаром, то есть его собственным именем. И всегда поправляет меня: «Макс, меня зовут господин Эдгар».

Но на самом деле господин Эдгар хороший человек. К тому же он лучший друг моего папы.

Если бы та старушка не заявилась в папину аптеку, мы не познакомились бы и с господином Белло. А уж об этом мне действительно пришлось бы сильно пожалеть. Так что в конечном счёте даже хорошо, что она пришла и принесла нам этот сок.

Мне бы, наверное, следовало начать свой рассказ с событий, предшествовавших появлению старушки. Верена утверждает, что любую историю надо рассказывать с самого начала, а не с конца.

Правда, о самой Верене речь пойдёт гораздо позже. Так что мне лучше вернуться немного назад!

Самое главное случилось, когда папа подарил мне на день рождения собаку — мне исполнилось тогда двенадцать лет.

Когда он спросил, что бы мне хотелось получить в подарок, я выпалил:
— Хочу собаку!
Однако он возразил:
— Но это невозможно! Собака не может находиться в аптеке, это негигиенично. Так что выбрось это из головы.


Дело в том, что мой папа — аптекарь. Нам принадлежит «Аптека Штернхайма» в Львином переулке. Но я тут же сообразил и сказал:
— Да ведь собака никогда и не окажется в аптеке! Она будет жить со мной на втором этаже.
Но папа покачал головой:
— Макс, собаку надо выгуливать. Она не может всё время находиться в комнате. Как ты себе это представляешь?
— Я себе отлично всё представляю, — заявил я.

Но папа опять покачал головой.

Я рассказал толстой фрау Лиссенковой, которая уже лет двадцать убирает у нас в аптеке и в квартире, что мне больше всего на свете хочется иметь собаку, а папа не разрешает.

На это она заметила:
— Я поговорю с твоим отцом. Может, мне удастся его убедить. Это был бы мой прощальный подарок тебе. На следующей неделе я ухожу на пенсию, так что с моей работой у вас покончено.

Она и в самом деле поговорила с папой и сказала ему, что мальчик (то есть я) подолгу сидит в комнате наверху один, пока его отец (то есть мой папа) в задней комнате аптеки переливает и смешивает какие-то вонючие жидкости, которые при этом меняют цвет и начинают дымиться.

Папа ей возразил — пусть, мол, она не беспокоится насчёт этих жидкостей, он всего лишь придумал хорошее удобрение для своего друга Эдгара. Вернее, не для него самого, а для его лугов и полей. На это фрау Лиссенкова заметила, что она ведёт речь не столько о жидкостях, сколько о Максе. Одному, без матери, ему очень тоскливо, и помочь может только домашнее животное. Лучше всего собачка.

По правде говоря, мне вовсе не тоскливо, но возражать я не стал и постарался изобразить на лице как можно более унылое выражение.

Фрау Лиссенкова задела у папы самое больное место, это я сразу смекнул. Когда кто-нибудь обмолвится о маме и намекнёт, что в одиночку папа, вероятно, не справляется с воспитанием, он всегда сникает.

Они с мамой развелись четыре года назад. А пять лет назад мы ездили на отдых в Австралию. Там мама познакомилась с новозеландцем, охотником на крокодилов, и рассталась с нами. На прощанье она сказала, чтобы мы с папой не скучали, что она любит жизнь, полную приключений, и не может больше проводить все дни, стоя за прилавком аптеки. Честно говоря, я вполне понимал, что она не хочет всю жизнь продавать таблетки. Папа тоже не в восторге от этого занятия.

Больше всего ему нравится окрашивать таблетки в разные цвета, придумывать фруктовые жвачки необыкновенных оттенков или писать картину, которую он потом выставляет в витрине между витаминами и аэрозолями от насморка.

Мама всегда обожала приключения. Наверно, она унаследовала эту страсть от своего отца, моего деда с материнской стороны. Я с ним знаком не был. Он рано умер — при попытке спуститься по Ниагарскому водопаду в железной бочке.

Правда, сам спуск окончился благополучно. Но разразилась сильная гроза, и в бочку ударила молния.

До того как мои родители поженились, мама часто охотилась на кабанов. Папа был в ужасе. Он любит животных и не может понять, как это люди решаются в них стрелять. Мама уступила папе и стала стрелять только по пустым жестяным банкам, расставляя их на камнях в нашем дворе.

Но тут соседи пожаловались на то, что их пугают выстрелы. Так что ей пришлось бросить и это занятие и стрелять только из воздушного пистолета в подвале под аптекой по мишеням, которые нарисовал папа. Иногда она невзначай попадала в какую-нибудь из папиных склянок с микстурами. Мама подметала осколки и прятала их в корзину для мусора, завернув в газету. Но наша уборщица всегда догадывалась, что произошло, и жаловалась папе: «Ваша жена опять разбила микстуру от кашля».

Папа всегда заступался за маму и говорил что-нибудь вроде: «Ну что ж, ничего страшного. Со всяким может случиться. Значит, придётся приготовить новую микстуру. У старой всё равно был какой-то неприятный цвет, она была чересчур зелёная».

Но мама, к сожалению, всё равно нас оставила.

И папа, когда мы летели из Австралии, сказал, чтобы меня утешить: «Теперь я буду тебе и папой, и мамой».

Дома я немного огорчился. Я-то думал, что папа, бывая мамой, станет переодеваться, чтобы походить на женщину. То есть наденет парик, колготки и юбку. И мне не терпелось посмотреть, какой у него будет вид.

Теперь я, конечно, понял, что папа сказал это не в буквальном, а в переносном смысле. Но ведь тогда я был намного младше.


Четыре года назад, когда мне исполнилось восемь лет, мама прислала нам открытку. Открытке я очень обрадовался, потому что на ней были две австралийские марки, а у нас здесь они большая редкость. В школе я обменял их на шесть американских и подарил их Роберту Штайнхойеру, чтобы он не приставал ко мне после уроков и вообще оставил меня в покое. К сожалению, его хватило только на неделю, а потом он опять стал вести себя так же противно, как раньше.

Что было написано в той открытке, я уже плохо помню. Кажется, мама сообщала, что она переехала со своим новым мужем в Тасманию, а может, в Тунис. Во всяком случае, в какую-то страну на «Т». И что они будут там охотиться на тигров или львов.

Чтобы наконец вернуться к рассказу о собаке, скажу, что фрау Лиссенкова нашла самые нужные слова и папа разрешил мне завести собаку.

В мой день рождения (была как раз среда) мы с папой в поисках собаки побывали у четырёх собаководов.

Папа предупредил меня, что собака не должна быть чересчур большой, потому что квартира у нас маленькая. Мы подолгу разглядывали жесткошёрстных такс, пуделей, терьеров и пинчеров.

Но мне никто из них не понравился. Я считаю, что нужно с первого взгляда почувствовать «свою» собаку. А у меня такого чувства ни разу не возникло.

Так что мы вернулись домой без собаки и вместе с фрау Лиссенковой слопали праздничный пирог, который папа сам испёк и украсил сахарной глазурью семи разных цветов.

Штернхайм и господин Эдгар

Господин Эдгар и Штернхайм, отец Макса, — давние друзья. Они дружат со школьной скамьи. Господин Эдгар считался лучшим математиком в классе и всегда помогал Штернхайму делать домашние задания по геометрии.

А Штернхайм рисовал Эдгару картинки для уроков рисования. У Штернхайма была отличная оценка по рисованию, и он умел мастерски смешивать краски.

Господин Эдгар хотел быть математиком или физиком. Штернхайм мечтал стать знаменитым художником, чьи картины будут выставлять во всех музеях мира. Эдгар стал фермером, а Штернхайм аптекарем. Виноваты в этом были их отцы.

Отец Эдгара сказал:
— Математиком? Как ты себе это представляешь? А что станет с нашей фермой? Твой прадедушка был фермером, твой дед был фермером, я — фермер, и ты тоже будешь фермером. Баста!

«Баста» означало у него: никаких возражений!

Так господин Эдгар стал фермером.

Правда, при всём желании нельзя утверждать, что господин Эдгар стал каким-то необыкновенно успешным фермером и страшно разбогател. Он даже не мог купить себе дизельный «мерседес», как большинство других фермеров, его коллег. И в город приезжал повидаться со своим другом Штернхаймом либо на тракторе, либо на мопеде.

Может, причиной было то, что он уделял слишком мало времени удобрению и рыхлению своей земли? Он гораздо больше любил, стоя в хлеву, записывать цифры в огромный список, прибитый у входа четырнадцатью стальными гвоздями.

К примеру, каждое утро он замерял расстояние между ноздрями у своей свиньи и устанавливал соотношение её веса и полученного результата, так что уже через восемнадцать месяцев мог математически точно доказать, что расстояние между ноздрями свиньи увеличивалось пропорционально её весу.

Штернхайму тоже пришлось распрощаться с детской мечтой. Уже его прадед был аптекарем: он основал аптеку и прославил её. Потом аптеку унаследовал его дед. Он был наделён талантом готовить новые пилюли, настои и косметические средства. Городская газета в своё время даже назвала его Чародеем из Львиного переулка, поскольку он сумел своим снадобьем вылечить заместителя бургомистра от алкоголизма.

Когда Штернхайм рассказал отцу о своем желании поступить в художественную школу и стать профессиональным художником, тот только покачал головой: «Мой дед был аптекарем, как и мой отец. В школе я слыл знатоком истории, в особенности отечественного Средневековья, и мечтал непременно стать историком. Но тогда что стало бы с нашей аптекой? Иногда волей-неволей приходится забывать детские мечты. Понимаешь?»

Штернхайм понял.

Так господин Эдгар стал фермером, а Штернхайм — аптекарем.

Штернхайма и господина Эдгара объединяло ещё кое-что. Им обоим не нравилось, как их зовут. Штернхайму пришлось не по вкусу его имя, а господину Эдгару — его фамилия.

Фамилия господина Эдгара была Трушу. Когда он с кем-нибудь знакомился, слегка наклонял голову и называл свою фамилию, его обязательно спрашивали: «Чего вы, собственно, боитесь?»

Ничего путного не получалось и в том случае, если он пробовал выйти из положения по-другому и говорил, например: «Моя фамилия Трушу», — потому что тут же звучал вопрос: «Как это — вы трусите? Какая же у вас фамилия?»

В конце концов господин Эдгар решил вообще не называть свою фамилию. Представляясь кому-либо, он просил: «Называйте меня просто господин Эдгар».

А отец Макса, наоборот, стеснялся своего имени и представлялся так: «Штернхайм». Дело в том, что при рождении его назвали Пипин и ещё в школе он натерпелся насмешек из-за такого имени. А причиной столь необычного имени было почтение, которое его родитель испытывал к Пипину Короткому, самому достойному, по мнению отца, из всех королей Средневековья.

Чтобы и сыну Пипина не пришлось страдать от необычного имени, он дал ему простое имя Макс.

Странная старушка


Следующим событием было вторжение господина Эдгара в нашу аптеку. Он был так взволнован, что опять припарковал свой трактор в запрещённом месте.
Он сказал Штернхайму:
— Помоги мне. Я просто не знаю, что делать. Урожай у меня с каждым годом всё хуже, трава на лугу не растёт, а о картофеле и говорить не хочется. Весь салат сожрали улитки, а лук я посадил не помню где и теперь не могу найти. А ведь я начертил себе точный план в масштабе 1 : 50.
— Доброе утро, господин Эдгар, — для начала пробормотал Штернхайм. Он очень высоко ценил вежливость. — Что, я должен помочь тебе найти лук?
— Ну что ты несёшь? — ответил господин Эдгар. — Ты должен придумать такое чудо-удобрение, чтобы все мои растения росли и быстро развивались. Зря, что ли, мой близкий друг — аптекарь?
— Насколько я помню, в прошлом месяце я уже придумал тебе новое удобрение, — заметил Штернхайм.
— Да-да, придумать-то придумал, — согласился господин Эдгар, — но оно оказалось недостаточно действенным. Я удобрил им луговину. Трава хорошо поднялась, и я уже было порадовался. Но потом она, к сожалению, завилась в локоны.
— В локоны? — недоумённо переспросил Штернхайм. — Что ты хочешь этим сказать?
— Ну да — она как-то странно закрутилась кольцами и стала похожа на зелёную шерсть, которую покупают на Пасху взамен живой травы.
— Мне очень жаль. Вероятно, я подмешал туда слишком много надролона, — сказал Штернхайм. — Тебе пришлось её выбросить?
— Да нет, я скормил её кролику. И она ему даже пришлась по вкусу. Но, может, ты всё-таки ещё раз попробуешь? — попросил господин Эдгар. — Кудрявую морковь мне вряд ли удастся продать. А уж кудрявый лук, скорее всего, придётся выбросить.
— Хорошо, я попробую, — согласился Штернхайм. — Дай мне на это пять суток.
— Пять суток? Да ведь это сто двадцать часов или семь тысяч двести минут, — быстро подсчитал господин Эдгар. — А нельзя ли немного скорее?
— Ну хорошо, я постараюсь. Когда удобрение будет готово, я сообщу, — сказал Штернхайм. — А какой цвет ты предпочитаешь? Предлагаю зелёный, он соответствует окраске растений.
— Цвет удобрения меня не интересует. Главное, чтобы растения побыстрее росли. Ну вот, а теперь мне пора домой. В семнадцать двадцать я должен второй раз задать корм свинье, а в семнадцать сорок приходит срок кормить кур. До свидания, Штернхайм.
— Не торопись, господин Эдгар. Мои часы спешат на пять минут! — крикнул Штернхайм вслед другу, который рванул к двери, взглянув на большие круглые часы над шкафом с лекарствами.

Эти «пять минут» не совсем соответствовали действительности. На самом деле часы спешили почти на десять минут. В полдень Штернхайм немного передвинул длинную стрелку вперёд, чтобы пораньше закрыть аптеку и немного порисовать.

Но господин Эдгар уже захлопнул дверь снаружи.

Через высокие узкие стёкла витрины Штернхайм увидел, что господина Эдгара остановила женщина в полицейской форме. Она только что заполнила штрафную квитанцию за парковку в неположенном месте и собиралась засунуть её, как обычно, под дворник. Но у трактора вообще не было лобового стекла, а следовательно, и стеклоочистителя.

Поэтому она просто вложила квитанцию в верхний карман рубашки господина Эдгара и ушла, не обращая внимания на его протесты.

Штернхайм ещё смотрел с улыбкой на эту забавную сценку, когда за его спиной вдруг звякнул дверной колокольчик и в аптеку вошла незнакомая старушка.

Штернхайм удивлённо взглянул на посетительницу. Ходила она немного сгорбившись, из-под чёрной шапочки торчали белоснежные короткие волосы, и, несмотря на тёплую весеннюю погоду, одета она была в меховую шубку.
— Что вам угодно? — вежливо спросил он.
— Что мне угодно? — переспросила старушка. — Сразу и не соображу. Может, подумаем с вами вместе?..
— Я хотел сказать, какое лекарство вам нужно? Может быть, у вас есть рецепт? То есть за чем вы пришли в аптеку? — поинтересовался Штернхайм.

Он старался произносить слова как можно медленнее и чётче. Ему показалось, что старушка немного не в себе.
— Ничего мне не нужно. Наоборот. Я принесла кое-что вам.
— Вы — мне? Как вас понимать? — удивился Штернхайм.
Старушка открыла потёртый рюкзачок, возрастом не уступавший ей самой, и обеими руками вытащила из него очень большую пузатую бутыль.
— Вот что я вам принесла. — С этими словами бутыль была водружена на прилавок. — Я старая женщина. Ах, это слабо сказано… Я — древняя старуха! — добавила она с улыбкой, и Штернхайм заметил, что у неё нет переднего зуба. — Жить мне осталось недолго. Родственников у меня нет. И было бы очень жаль, если бы после моей смерти этот эликсир просто выбросили на помойку. Вы ведь тоже так считаете или нет?
— Эликсир? — осторожно переспросил Штернхайм.
— Ну да, — подтвердила посетительница, для убедительности указав пальцем на бутыль. — Вы узнаёте этикетку? Этот эликсир был составлен ещё вашим дедом, Чародеем из Львиного переулка… Так его прозвали. Он его изобрёл и в какой-то мере испробовал на мне. И, как видите, не обманул моих ожиданий.
Уловив недоумение в глазах Штернхайма, она добавила:
— Наверняка он вам рассказывал об этом. Такие секреты обычно передаются от деда к отцу и от отца к сыну. Разве не так?
— Я ничего об этом не знаю, — пробомотал Штернхайм.

История представлялась ему всё более странной. Теперь он припомнил, что ему рассказывали о чудаковатой старушке в меховой шубе. Якобы в полнолуние она выходит в свой садик и воет на луну.
— Вы можете доверять мне, — сказала она. — В аптеке никого нет. Дома у меня осталась ещё одна бутыль. Она стоит в кухонном шкафу. На всякий случай. Ведь действие эликсира не вечно, как вы понимаете. Так что обращайтесь с ним бережно.
— Обращаться с ним бережно? — переспросил Штернхайм — То есть вы предполагаете, что я стану его пить?
— Пить? Нет, я вам не советую, — поспешно сказала она. — Понятия не имею, что случится, если его глотнёт человек.
— Человек? А кто же ещё? — Теперь Штернхайм не сомневался, что старушка и в самом деле слегка тронулась умом.


Только как теперь от неё отделаться? «Лучше всего, пожалуй, сделать вид, что я верю в этот бред, и не спорить», — решил он.
— Однако как мило с вашей стороны, что вы вспомнили обо мне, — сказал он вслух. — Я сумею по достоинству оценить ваш подарок.
— Вот и славно, — откликнулась довольная посетительница. — Я сразу сообразила, что вы всё знаете об этой истории. Пусть сок принесёт вам успех!
— Какой сок? — переспросил Штернхайм.
Она укоризненно покачала головой, удивлённая его непонятливостью.
— Ну тот, что в бутыли.
— Ах вот оно что! Ну конечно же. Тот, что в бутыли, — поспешно закивал Штернхайм и ласково улыбнулся. — Ну, большое спасибо и до свидания.
— Прощайте, — ответила старушка, повернулась и выскользнула за дверь.

Аптекарь с любопытством уставился на пузатую бутыль, стоящую перед ним на прилавке. Она была заткнута пробкой и на две трети наполнена светло-голубой жидкостью.

Штернхайм попробовал вытащить пробку. Старушка, видимо, заткнула её с большой силой, так что ему с трудом удалось её вынуть.

Штернхайм принюхался. Жидкость, которую старушка назвала соком, не имела запаха. Может, то была простая вода, в которую она нечаянно вылила немного чернил?

Некоторое время Штернхайм стоял, не двигаясь. Потом кулаком загнал пробку глубоко в горлышко, поднял бутыль обеими руками и отнёс её в заднюю комнату. Там он водрузил её на лабораторный стол.

После этого он вернулся и взглянул на улицу сквозь стекла витрины. Трактор господина Эдгара исчез вместе с господином Эдгаром.


Ещё материалы этого проекта
Цирк? Цирк?! Цирк!!!
Бывают не просто интересные книги, а такие, что хочется перечитывать и перечитывать. Даже если уже наизусть знаешь, что будет в конце.
13.01.2009
Исчезновение Хвоста
Первым исчез Хвост. Потом Прыгун. Вслед за тем пропали Уголёк, Толстун, Чуня, Крошка, Маркиз и Чернушка. Общее у этих кошек было только одно — цвет. Все они были чёрные-пречёрные. Поначалу исчезновения не вызвали особого беспокойства среди кошачьего населения острова. Ведь кошки нередко пропадают на какое-то время.
16.03.2011
Мир перевернулся, и это совсем не весело
"Правда и последствия" — книга о девочках-подростках. Они живут в благополучной современной Швеции. И, казалось бы, ничто не вынуждает их совершать те ужасные поступки, которые они сами потом не могут ни объяснить, ни оправдать.
14.05.2011
История одного языка
Полностью эта книга называется «История Элиэзера Бен-Иехуды, которого когда-то ругали на разных языках, а теперь говорят ему «большое спасибо» на иврите».
06.08.2010