
Он ноет
Что делать, если рядом с вами беспрерывно ноет чужой ребенок? А что делать, если этот ребенок — ваш?
24.10
— Вот сейчас я тебя придушу, а товарищ лейтенант выступит в мою защиту на суде. Правда же?
Лейтенант милиции, стоявший перед нами в очереди к лотку с напитками, с самым серьезным лицом и весьма прочувствованно подтвердил мои слова. Младенец призадумался и заткнулся. Соседи по очереди облегченно выдохнули.
Это была очень порядочная и вежливая очередь. Только что закончилась Бородинская битва, и публика выстроилась в долгую линию за безалкогольными напитками и шашлыками в надежде подкрепиться перед дорогой домой (дело было еще задолго до пышного юбилея 2012 года, когда инфраструктура вокруг поля боя расширилась, а время работы киосков увеличилось).

Утомленный младенец — ему тогда было лет семь — не захотел сидеть на склоне плац-театра и идти искать на поле стреляные гильзы тоже не захотел. Он хотел стоять рядом со мной в длинной усталой очереди и гундосить. Тихие увещевания и мрачное игнорирование не помогали. А ребенок желал одновременно пить, шашлыка и домой — домой больше всего, но пить и шашлыка хотели еще и старший, собиравший гильзы, и я, и моя подруга, и подругина дочка. Нас было больше, и Малютка должен был с этим смириться. При этом вывести дитя из очереди, чтоб он не ездил по ушам окружающим, было уже невозможно.
Любители живой истории и служивые люди вокруг нас старательно делали вид, что происходящее их не касается. Вам ведь знакомо это неловкое чувство, когда чужой ребенок вынимает из всех окружающих мозг и нервы, а ты не знаешь, что делать, потому что своего давно б убила, а этот — чужой? А еще более неловкое чувство, когда этот отвратительный ребенок — никакой не чужой, а твой собственный? В общем, я сказала то, что сказала. Младенец заткнулся. Усталый милиционер улыбнулся, остальные невольные свидетели слегка расслабились.
Я же говорю, это была очень порядочная и вежливая очередь. За все долгие семь минут, что Малютка выносил всем мозг, никто не сделал замечания мне, и никто не сделал замечания моему ребенку. Никто не требовал, чтоб я немедленно заткнула этого засранца. Никто не подходил к малолетнему зануде и не угрожал тем, что «сейчас заберет и отведет в лес». Люди терпели, предоставив нам самим разрешить ситуацию так, как сумеем. И даже не пригрозили мне ювенальной юстицией, когда я произнесла фразу, выражающую в нашем семейном обиходе высокую степень материнского недовольства.
Они понимали, что как бы ни мучительно им было находиться рядом с чужим капризничающим ребенком, их страдания и близко не сравнятся с тем, что испытывают родители — с этой горькой смесью жалости, раздражения и стыда. И еще эти прекрасные люди понимали, что нельзя вот так вот просто лезть воспитывать чужих детей.
Я помню кошмарные сутки, которые мы с детьми провели в плацкартном вагоне, следующем из Новороссийска в Москву. У нас было одно место в «купе» и два боковых. Остальные три места занимала семья, увидев которую, проводница позеленела: «Опять вы?! Снова с нами?!» Три женщины — а эта семья состояла из трех женщин и мальчика лет трех — вымученно заулыбались, а младенец завопил. Он начал скандалить в Новороссийске и не терял запала до самой Рязани, где наконец покинул наш вагон вместе с юной мамой, молодой бабушкой и властной прабабушкой. Три часа до Москвы мы наслаждались счастьем и покоем. Нашим же тогдашним попутчикам, боюсь, покой даже и не снился — таков уж их семейный уклад. Прабабушка командовала всеми и давила на дочь и внучку. Бабушка уворачивалась, переводила стрелки и давила на свою дочь и ее сына. Мать терпела двойной пресс и даже пыталась защитить ребенка, но старшие женщины все время выхватывали сына у нее из рук и постоянно чего-то требовали-требовали-требовали. Мальчик нервничал и защищался, как мог. А мог он только капризничать. Сутки. Без перерыва. И никто, включая нас с детьми, никуда не мог в этой ситуации спрятаться. Оставалось лишь жаться друг к другу, читать книжки и играть в тихие игры, пытаясь абстрагироваться от происходящего. Мне многое хотелось сказать трем женщинам, с которыми мы делили пять квадратных метров вагонной площади. Но воспитанные люди так не поступают. Не вмешиваются. Не лезут. Страдают молча.
Мы и страдали. Вместе со всем вагоном, который за сутки непрерывного детского воя растерял все воспоминания об отдыхе на Черноморском побережье.
Будем честны. Ситуация, когда чужой ребенок капризничает, не имеет легкого и простого разрешения. Посторонние не могут вмешиваться в чужой семейный уклад и не могут — мы же воспитанные люди, да? — делать замечания родителям. Мы ни на что не можем повлиять. Разве что постараться сделать так, чтоб наши собственные дети доставляли окружающим как можно меньше неудобств.
Иногда получается.
Ещё материалы этого проекта
Помогает детям наша забота — или только мешает, делая их несамостоятельными балбесами и паразитами? Должны мы решать все проблемы наших детей, вне зависимости от их возраста, или наша задача как родителей — отпустить их в свободное плавание?
04.03.2015
Между российской и израильской школой можно найти не пять, а сто пять отличий, но и сходств предостаточно
19.09.2013
Когда слышишь слово «вши» — невольно почесываешься, правда? Почесываясь, «Букник-младший» насобирал рассказов об отношении к этой весьма распространенной детской напасти в разных странах. Начнем, так и быть, с себя.
25.10.2012
Стесняетесь ли вы признаться, что с удовольствием читаете детские книги? «Храбрую крошку Мемули», «Тосю-Босю», энциклопедии, в конце концов? Просто некоторые детские книжки пишутся вовсе не для детей, а для взрослых, вернее, для их внутреннего ребенка. В конце концов, нужно же какое-то замещение постепенно исчезающему институту бабушек.
07.04.2015