Девушка, а чего это ваш ребёнок так на меня смотрит?
— Парень в трамвае смущается, краснеет.
— Ну, что-что — нравишься ты ей! Ох, девка, вот вырастет, покажет вам, мужикам! — это бабушка с переднего сиденья выступает.
Чёрт, моя шестимесячная дочь действительно строит глазки взрослому мужчине. Пытаюсь отвернуться, но она старательно выглядывает из-за моего плеча и продолжает кокетливо улыбаться, жмуриться и подмигивать.
Хорошо, что нам выходить.
Дарье полтора года. Она только что поднялась после дневного сна. К нам пришли друзья, играет пластинка Луи Армстронга. По случаю гостей дочь одета в нежно-голубое прозрачное платье с оборками. Снизу — красные колготки в гармошку.
Чувствуя себя неотразимой, игриво кружится, пытаясь сохранить равновесие. Под хриплый голос Армстронга этот танец выглядит особенно трэшево. Взрослые увлеклись разговором, ни один гость мужского пола не любуется ею. Дочь останавливается и обиженно заглядывает в лица.
Два года. Стадия анимизма. Все игрушки, одежда, произведения искусства и прочие вещи наделяются способностью любить и размножаться. Сапог, сапожка и сапожонок. Ложка и её ложонок, картина и картёнок, принцесса и принцессёнок. Произвольно формируются семьи из окружающих предметов. Все счастливы в браке.
Три года. Стоит перед зеркалом, придирчиво изучает отражение. В конце концов говорит удовлетворённо: «Плекласно выглядю!» И на улицу — воспитывать местных алкашей. Они, гады, бутылки разбрасывают по всему двору. Когда мой ребёнок их стыдит, размахивая ручкой (совершенно еврейский старушечий жест, клянусь), они краснеют, подбирают мусор и сваливают в неизвестном направлении.
Пять лет. Меня вызывают в садик — Даша сломала палец какому-то мальчику.
— Что за мальчик, он тебя обижал? Почему ты сломала ему палец?
— Я нечаянно! Мы играли… Он хороший! Нет — хорошенький!
Не повезло мальчику. Был бы не такой хорошенький…
Третий класс. Меня вызывают в школу — Даша ударила мальчика по голове мешком со сменкой. Высокий парень, в десятом классе учится!
— Как ты дотянулась-то?
— А это не мой мешок, я у Любы взяла — у неё верёвочка длиннее.
Слава богу, сотрясения нет. Девочка не виновата, он сам пришёл. То есть пристал.
Моя дочь — Лорелея: завлекает и губит.
Она флиртует с мальчиками в детском саду, на улице, в школе, с соседями по очереди в поликлинике, но больше всего — с моими коллегами по работе, друзьями и приятелями, с дедушкиными знакомыми, а также с высокопоставленными чиновниками, которые приезжают к нему обсудить важные документы.
Мальчишки её не замечают. Взрослых она шокирует и смущает. Повторение материнской судьбы?
Пятый класс.
— Мама, ну почему, почему я ему не нравлюсь? Он меня не замечает. Я что, хуже Соколовой?
— Нет, милая, ты лучше Соколовой.
— Я, наверное, толстая…
— Ну что ты…
— Да точно, толстая! Смотри, вот, в профиль вроде бы не толстая, зато ванпас…
— Анфас. Ни капли ты не толстая!
— Но тогда почему?
— Доча, вот когда ты вырастешь…
— Но я хочу сейчас! Я же так его люблю! Это судьба! Мы будем вместе, я чувствую. Но когда же он поймет?..
— Доча, у тебя всё ещё будет, правда! Со мной тоже так было сначала, а потом…
— А что потом? А потом ты с папой развелась. И нет у тебя никого. Я так не хочу!
Я тоже так не хотела, честное слово.
Седьмой класс. Толстые розовые тетради заканчиваются за неделю — там описана история любви моей дочери с мальчиком, который пока не знает, что им суждено пожениться и родить детей. Двоих как минимум.
В театре сталкиваемся с суженым нос к носу.
Истерика на весь второй акт:
— А вдруг он решит, что я за ним слежу? А вдруг он с девушкой? Тогда я умру! О боже, боже, не могу!
— Даш, потише, на нас оглядываются. Успокойся, всё нормально. Он ничего такого не…
— Он подумает, что я специально! Где он?.. Я должна пойти к нему! Нет! Я не могу! А вдруг он не один? Ты видела, с кем он был?
— Один, кажется…
— Не может быть! Он наверняка со своей девушкой. Да, у него кто-то есть… Точно! И он на ней женится! Я не перенесу этого!
Ну конечно, женится. Прямо сейчас, в восьмом классе.
Встревоженная билетёрша обмахивает полуобморочную девочку стопкой программок. Со сцены очень вовремя провозглашают: «Что за комиссия, создатель, быть взрослой дочери отцом!»
Матерью тоже непросто.
Шестнадцать лет. Рассматриваем старые фотографии. Вот мои свадебные. Ужасно смешные. Или трогательные, уже непонятно.
Дочь смотрит внимательно, потом спрашивает:
— Мам, а вы с папой что, любили друг друга?
— Ну, а ты как думала?
— Не знаю… Мне всё время кажется, что любовь и секс — это для детей. А взрослые такими глупостями уже не занимаются.
— Ха! Некоторые ещё и не такими глупостями занимаются, поверь мне.
— Значит, я… Значит, вы меня в любви родили?
И смотрит так удивлённо.