Поездка из Монреаля в Торонто по скоростному шоссе — шесть часов с перерывом на краткий обед — всякого нормального ребёнка вывела бы из себя. Этот гипотетический ребёнок весь бы уже изнылся, стал придумывать поводы для остановок, требовать мороженое, сводить себе поочередно обе ноги, заболевать горлом и животом, заклинивать ремень безопасности, царапать ногтём по стеклу, методично стучать коленкой по спинке водительского кресла, повторять на разной высоте бессмысленную, предельно пошлую фразу из случайной песни, спрашивать: «Ещё долго?», чтобы затем упрекать: «Ты ведь говорила…», нудить: «А все едут сто двадцать» и «Почему мы всех пропускаем?» Стефани всю дорогу спокойна и сосредоточенна. По одному доставая сокровища из компактного походного рюкзака, она занимает себя интеллектуальными удовольствиями: слушает музыку, отгадывает головоломки, изучает номера машин на соседней полосе, изредка развлекая мать остроумными ненавязчивыми репликами.

Было бы логично, если бы она оказалась пустой, избалованной девчонкой — поздний, вожделенный ребёнок от безумно любимого мужчины, однако Стефани шахматный вундеркинд, самокритичный и неприхотливый. Много ли семилетних девочек с рейтингом 720? На турнире будет ещё одна, у которой 640, а остальные, и девочки, и даже мальчики, по 500 и меньше, не считая главного соперника весом в 734, но встреча с ним нам предстоит только завтра, в финальном туре, а пока можно расслабиться, точнее, можно будет расслабиться, когда доедем, Стефани-то со своей задачей справится, теперь слово за водителем — не опоздать к началу.

Холл полон волнующихся родителей. Списки участников уже висят, но пары ещё не составлены. Его сутулая фигура возвышается над толпой. Он близоруко вглядывается в лица прибывающих участников турнира и, заметив тех, кого искал, спешит навстречу. Было бы легче, если бы он не пришёл, просто забыл бы и не приехал. Он устремляется к ним, неловко подхватывает вещи. Он всегда был неловок. Должно быть, ему неловко за высокий рост, незаурядный интеллект и… а ведь кто бы мог подумать, при его-то застенчивости!

Инес бросается к спискам. В группе «младше восьми» одна замена, мальчик из Калгари, 840. Инес чувствует, что её знобит. Она везла Стефани ради победы, а завтра в финале… Стефани спокойна. Беседует с отцом. Стефани не падка на детские приманки: кубки, медали. Она играет ради азарта, ради удовольствия. Приносят список пар. Стефани на третьей доске, против мальчика из Калгари. Инес бросается к столику судей: «Это недоразумение, двое самых сильных должны встретиться в финале, этот ребёнок первый по рейтингу, моя дочь вторая». «Ваша дочь третья, мадам, никакой ошибки, в этом туре все пары случайные».

Стефани играет белыми, но это теперь несущественно. Мальчик из Калгари уже на месте, играет разминочную партию с отцом. Его родители, молодая китайская пара, светятся уверенностью. Папа неторопливо встаёт, уступая Стефани место. Мама беременна вторым, для которого наверняка уже забронировано место в турнире следующего года. На четвёртой доске кокетливая китайская девочка в розовой кофте с капюшоном мирно беседует с блондинкой в кудряшках. Вторая доска пустует. Наконец, нервный папа в чёрном котелке, гневно размахивая руками, усаживает по обе её стороны двух идентичных близнецов в одинаковых ермолках. За ним следом идёт судья, виновато повторяя: «Случайная пара». Марк подмигивает Стефани. Зритель со стороны ни за что бы не догадался, что он видит её, в лучшем случае, раз в полгода.

Родителей просят покинуть зал. Они выплывают в холл на волнах собственного тщеславия. Родители Стефани стоят рядом. Марк деликатно молчит. Другой бы на его месте пытался приободрить, отвлечь внимание, чем добился бы противоположного эффекта. Марк, стоя рядом с Инес, не зная всех тонкостей, угадывая суть драмы, разделяет её волнение, принимает свою долю тревожного родительского ожидания.

Ей не нужны были ни помощь, ни поддержка. Она любила его двадцать лет, с тех самых пор, как он, двадцатисемилетний аспирант, уже помолвленный с другой, читал у них спецкурс. Он женился, уехал на постдок в Бостон, получил постоянное место в Торонто. Она тоже вышла замуж, неудачно. Они изредка сталкивались на конференциях. Он подмигивал. Она улыбалась. Его сын рос, отношения с женой были непростые, но они оставались вместе, ради ребёнка. Все это она знала от третьих лиц, она не теряла его из виду, она любила его, ни на минуту не переставала любить. Когда мальчик подрос и уехал в университет, брак Марка закономерно распался и она, будто ненароком, поспешила встретиться ему на пути, «перехватить», не упустить двадцать лет спустя. Стараясь сохранять чувство реальности, она не позволяла себе наслаждаться в настоящем, чтобы потом многократно смаковать все детали в будущем. Ребёнок, неожиданный поворот, дающий надежду на новый виток… Нет, он отнюдь не был подлецом, просто он её не любит.

Зарёванная китайская девочка в розовой кофте с капюшоном выскальзывает из двери и виснет на руках у своего безутешного отца. За ней победно вылетает блондинка в кудряшках. Следом выходят два близнеца, в съехавших набок ермолках. Отец, причитая и размахивая руками, уводит их прочь. Два смутно знакомых мальчика-франкофона, проигравший и выигравший, выходят вместе, продолжая беседу, начатую, вероятно, ещё во время партии. Игнорируя родителей, направляются к автомату с газировкой. Плачущего мальчика с европейскими чертами по-африкански чёрного лица выносит на руках пышная блондинка-мать. Его соперница, необычайной красоты еврейская девочка с огромными глазами, неспешно подходит к своей матери, у которой такое же точно вызывающе красивое лицо, но на тридцать лет старше. Сухо, без эмоций, они принимаются устно ход за ходом разбирать сыгранную партию. Длинная, стройная, совсем не семилетняя с виду индианка с иссиня-чёрными глазами выплывает с достоинством, по-взрослому поджав губы, стараясь скрыть разочарование от многочисленных родственников, обступивших её кольцом. За ней выскакивает, как на пружинах, шестилетний русский вундеркинд. Это у него 734, это с ним Стефани должна встретиться завтра в финале. Должна была встретиться завтра в финале.

Пять досок из восьми уже опустели. На восьмой известный, несмотря на юные годы, блефовщик из Шербрука тянет время, выводя из колеи нервно ёрзающего соперника, тоже из своих, квебекских. Проиграв, он специально зависает на несколько минут в зале, чтобы выйти вторым и быть принятым за победителя. На пятой доске обстоятельный китайский мальчик с широким лицом в упорной борьбе одерживает верх над унылым долговязым англосаксом, и во всём зале младшей секции остаются двое: Стефани и мальчик из Калгари. Инес подглядывает в щель, что логичнее было бы делать Марку: ведь это он не видел своё дитя два месяца, с того самого дня, как ей исполнилось семь. Марк деликатно стоит позади Инес, уважая её волнение.

Было бы легче, если бы у него оказалась тайная семья, если бы он признался, что любит другую. Однако он был предельно честен и вернулся в свою холостяцкую жизнь без страха и упрека. Еженедельно присылал дружеские мэйлы, справлялся о самочувствии. Казалось, всё это не более чем замысловатый флирт. Инес была почти уверена, что он любит её, но не смеет в этом признаться. Если бы тогда, в самом начале, она нашла нужные слова, повторяла она самой себе, всё могло быть по-другому. Им необходимо объясниться, не виртуально, лично.

Вторая попытка была весёлой и изящной. На пятом месяце, похорошевшая, помолодевшая, уверенная в себе Инес прилетела на выходные в Торонто, будто невзначай пригласила его на ужин, сообщила, что будет девочка, мимолётом спросила: «А давай всё-таки попробуем, ради дочки, пожить нормальной семьёй? Просто попробуем. Что мы теряем, а?» Она на всякий случай улыбалась, будто эта шаловливая мысль пришла ей в голову только сейчас за ужином, одна мысль из многих, случайная, забавная, не более того. Было видно, что ему мучительно неловко. «Мне очень жаль, — совсем не в тон ей, печально ответил он, — но это невозможно». Он говорил с ней так ласково, обращался так бережно, что, казалось, его слова нельзя принимать всерьёз. Инес чудилось, что всё это просто недоразумение, странный розыгрыш, который вот-вот разрешится. Она не верила, что он может её не любить. Она ощущала себя такой лёгкой, желанной, готовой к счастью, что все его слова не имели значения, всё происходившее между ними было как будто игрой.

А вот третья попытка оказалась жалкой и нелепой. Буквально накануне родов, когда в самолет её уже не посадили бы, Инес приехала поездом, без предупреждения заявилась домой к Марку, тихо беседовавшему с другом по кафедре, и, едва дождавшись, пока друг деликатно ретируется, принялась рыдать: «Я люблю тебя, не гони меня, умоляю. Я не могу без тебя жить!» Отпустить её обратно на поезде было уже невозможно. Марк повез её сам. На хайвэе она причитала: «Выпусти меня, мне ничего от тебя не нужно. Мне теперь всё равно!» Грозилась, что родит в машине и умрёт в родах. На подъезде к городу оба были на взводе. Инес почудилось, что у неё и впрямь начались схватки, так что Марку пришлось везти её в госпиталь. В приёмном отделении, уже понимая, что ошиблась и потеряла не только его мифическую любовь, но и его вполне реальные до недавних пор дружбу и доверие, Инес пыталась вызвать роды усилием воли. Это был полный крах.

Следующие четыре дня, взад-вперёд бродя по своей квартирке, Инес испытывала мучительный стыд от самого факта собственного существования. Мать, брат, подруги, не знавшие деталей, но уловившие намёк на драму, пытались до неё достучаться, но она никого не подпустила и в госпиталь поехала одна.

Через два дня после рождения Стефани, он нанёс первый визит в новой роли — отца её ребенка. Он приехал совсем не таким, каким уезжал неделей раньше, будто театральный актёр, успевший за кулисами совершенно преобразиться между сценами. Марк привёз целый чемодан чудесных детских вещей, был ласков с малышкой, подчёркнуто уважителен и чуток с молодой мамой. Инес мгновенно поняла и приняла новые правила диалога: вся эта нежность адресована ей как матери Стефани, не более того.

Погрузившись в воспоминания, Инес не сразу замечает, что третья доска опустела. Словно из глубины сна она наблюдает, как смутно знакомая молодая пара отчитывает по-китайски своего мальчика, недоумевает: «И за что они ругают ребёнка? Такой послушный мальчик».

Стефани тихо беседует с Марком, оба они чему-то радуются. Всё это Инес видит, но связать свои наблюдения воедино пока не может. Окружающие словно боятся её потревожить. «Мама, — осторожно интересуется Стефани, — ты там за кого-то ещё болеешь? Я свою партию уже выиграла!»

Если бы она проиграла, он бы принялся их утешать, они поехали бы к нему и зажили семьёй… «Ты бредишь от счастья», — отрезвляет Инес саму себя. Они втроём гордо шествуют по вечернему городу. Заказывают романтический ужин при свечах. Марк и Стефани — счастливая пара, а Инес при них третья. Отец и дочь беззаботно хихикают, подзуживая друг друга. Инес нежно и отрешённо наблюдает за их весельем, чтобы запомнить и смаковать перед сном, уткнувшись носом в подушку.

Утром Инес ругает себя за то, что они так засиделись накануне. Она едва добудилась Стефани. Дочка, впрочем, не ропщет. С обычной своей спокойной сосредоточенностью приступает к игре. К первому утреннему туру из шестнадцати участников осталось восемь. Стефани играет чёрными на второй доске против блондинки в кудряшках. На первой — русский вундеркинд сражается с одним из близнецов в ермолке. Сегодня его привела филиппинская няня. На третьей — прекрасноглазая еврейская девочка против обстоятельного китайского мальчика. На четвёртой — два победивших накануне квебекца.

Соперница Стефани, блондинка, из местных, торонтских, свежая, выспавшаяся дома, из тех жизнерадостных, везучих девочек, кто с одинаковым успехом мог бы вместо шахмат играть в теннис или танцевать на льду. Стефани серьёзная, бесхитростная и, при всей своей хрупкости, по-мальчишески прямолинейная — два сложившихся женских темперамента сошлись за шахматной доской.

Первая жена Марка, Линн, была такой же — лёгкой, лучезарной, поверхностной, уверенной в своей неотразимости и правоте. Стефани минул год, когда они неожиданно помирились и принялись наперегонки друг перед другом виниться и великодушно друг другу уступать. Марк признался в существовании Стефани. Линн прониклась, поспешила пригласить девочку к ним на лето, чуть ли не удочерить её хотела. Инес негодовала, для неё это было верхом унижения. Пригласить годовалую малышку без матери? Может быть, Линн полагает, что Марк сделал ребёнка малолетней стриптизёрше, а не сорокалетнему профессору статистики? Она гневно отказалась. К счастью, примирение Марка и Линн оказалось тогда недолгим. Инес уже не надеялась, что Марк достанется ей. Главное, что ей опять безраздельно принадлежала Стефани.

Первым победно вылетает русский вундеркинд. Близнец в ермолке притормаживает у двери, но, вспомнив, что сегодня он с няней, а не с отцом, решительно идёт ей навстречу. Один из квебекцев, снисходительно поглядывая на второго, ухмыляясь, направляется к своей торжествующей матери. Еврейская красавица-девочка так же бесстрастно встречается с красавицей-мамой и между ними повторяется вчерашняя сцена.

Стефани вновь доигрывает последней. В отсутствие Марка, который подъедет позже, Инес даёт волю эмоциям. Она подглядывает в щёлку, незаметно отгрызает заусеницу, раз за разом пробегает глазами таблицу игр и рейтингов, прикидывая шансы. Наконец Стефани побеждает, и соперница прямо за доской принимается сладко рыдать. Так плачут победители. Так рыдают те, кому всё в жизни достаётся легко, чьи слёзы вызовут сочувствие, а не раздражение. Не всякий может позволить себе так плакать. Стефани напрочь лишена злорадства. Она утешает соперницу и только после этого, обескураженная, выбегает к маме.

Дожить от полуфинала до финала. Немногочисленные соперники теперь уже обретают имена. На второй доске красавица Авива Розенталь играет против русского вундеркинда Даниэля Левина. Стефани на первой доске с квебекским мальчиком. Его зовут Фредерик Паньо, он очень, очень способный, тарахтит его мать, Фабьен Крю, немолодая женщина с добрым деревенским лицом, словно заранее оправдываясь за его непременную (как ей кажется) победу. В её суетливости Инес узнаёт себя и неожиданно успокаивается — благотворная смена ролей, непривычная и потому недолгая. Ревновал ли Марк, когда в её жизни появился Жан-Клод? Едва ли, хотя как знать? Приятно было для разнообразия стать любимой, недоступной, той, за которой бегают, которую трактуют и домысливают. Жан-Клод был весел, умён, обстоятельно нежен в постели. Нет, Инес уже не питала надежд и иллюзий относительно Марка, она понимала, какая находка Жан-Клод, и отродясь не умела быть стервой, просто она его не любила. К тому же Стефани как раз начала играть в шахматы и сразу стала выигрывать, а быть родителем вундеркинда — это своего рода монашеский подвиг.

«Выигрываем?» — спрашивает подоспевший Марк. И мама Фредерика Паньо окидывает её завистливым взглядом. Иметь такого мужчину и ещё отправить ребёнка играть в шахматы. Её-то муж ребёнком не занимается, успела она пожаловаться Инес. Он фанат компьютерных игр, всё свободное время играет. Вот и сейчас не поехал с ними, все выходные будет играть не отрываясь. А ещё говорят, что вот, семейная модель сменилась, традиционные роли устарели и всё такое. Где они сменились? Всё по-прежнему. На турнирах одни матери. У китайцев да, у них отцы, — при этом Фабьен почему-то выразительно посмотрела на папу Даниэля Левина, — но ведь и культура у них совершенно другая. А в большинстве семей мужчины как не занимались детьми, так и не занимаются.

«Мой занимается», — возражает Анат Розенталь, — но на турниры не ходит, принципиально не ходит. Говорит — это «ярмарка родительского тщеславия»». «Мы ведь не заставляем их играть», — обижается папа Даниэля. «Я своего заставляю», — откровенничает мама Фредерика. — А что поделаешь, он такой способный, а кругом столько соблазнов: компьютерные игры, наркотики, хоккей». «Мой играет в хоккей и в компьютерные игры, — парирует папа Даниэля, — не вижу связи». Мама Авивы смеётся.

Марк выглядит примерным отцом, который «не только занимается, но ещё на турниры ходит». Стефани «отстреливается» первой, выходит в отличном настроении. Фредерик Паньо в проигрыше невозмутим. «За выход в полуфинал ты мне обещала двадцать долларов», — прилюдно объявляет он матери, по ходу дела удваивая ставку. «Хотя бы огорчился, а ему как с гуся вода», — причитает Фабьен. Проигравшая Авива спокойно, ход за ходом пересказывает маме партию. Стефани, в предыдущем туре открывшая для себя силу женских слез, ожидает от Авивы похожей реакции. «Ты разве не расстроена?» — спрашивает она. «Я играю для удовольствия», — отвечает та, но предательская слеза всё же её выдает.

Перед финалом возраст и усталость берут своё: Стефани теряет самообладание. «Я проиграю, — повторяет она за обедом, сидя между родителями в кафе с видом на озеро. — У меня практически нет шансов». «Тем интереснее, — подкалывает её Марк, — скучно всё время выигрывать». «А почему ты решила, что у тебя нет шансов?» — спрашивает Инес. «Мама, ты видела, какой у него рейтинг?» — обречённо отвечает Стефани. «Рейтинг — это ведь просто число, доченька, это почти случайность. Не всё измеряется числами. Любовь, например, или красота, или воля к победе, для них рейтинга не придумано». Стефани слушает, Стефани светлеет. «Банальности, — терзается Инес. — Сплошные банальности, зачем я ей это говорю?»

На церемонии все поздравляют Инес, будто это она выиграла, а не Стефани. На Марка никто не обращает внимания. Ей было бы легче, если бы он, месяцами отсутствующий отец, поспешил разделить её лавры, но он по обыкновению скромно отходит в сторону. В этом весь Марк, в нелепости и неудаче он всегда рядом, а в торжестве и победе оставляет её одну. Тот, кто любит, так не поступает. Всё его пресловутое благородство в эту минуту она бы с радостью променяла на толику страсти.

Они выезжают вечером. Стефани снимает медаль и убирает в рюкзачок, а нормальный ребёнок неделю бы не расставался с ней даже на ночь. «Моя маленькая ненормальность, моё неправильное чудо, моя Стефани! Было бы легче, если бы все мои жертвы оказались напрасны и ты бы выросла неблагодарной. Я бы тогда всласть наплакалась о своей тяжкой женской судьбе». «Мамочка, без тебя я бы ни за что не выиграла!» — неожиданно выпаливает Стефани и почти мгновенно засыпает. Нескончаемый поток случайных чисел проносится мимо по скоростному шоссе.