Если коротко и просто: Дядя Боря. Именно это имя стоит первым на официальном сайте известного киножурнала в разделе «Кто делает «Ералаш»».

Если длиннее и точнее: Грачевский Борис Юрьевич, российский режиссер и сценарист, Художественный руководитель Детской Академии «Останкино» и творческого объединения детского киножурнала «Ералаш», заслуженный деятель искусств РФ, лауреат Государственной премии РФ и премии Президента Российской Федерации в области литературы и искусства за талантливые произведения для детей.

Борис Юрьевич, а чувство юмора развить можно или что есть, то есть?

Это хитрый вопрос, знаете ли… Есть редчайшая категория людей, у которых вообще нет и никогда не было чувства юмора. Я на таких налетал в своей жизни. Сначала обалдевал, а потом, как в известной пьесе «Ужин с дураком», стал получать от этого удовольствие. Эти люди, которые не умеют смеяться, они как дальтоники. Как в том анекдоте, когда муж говорит жене: «Я должен тебе признаться — я дальтоник». — «Ну, — отвечает та, — тогда и я признаюсь: я — негритянка».

Ой, ой, ой, ой! Сейчас паузу сделаем — я Ханге обещал позвонить, да меня так завертели, она обидится! Меня тут увидела, и всё та же история, говорит: Борис Юрьевич, вот мой ребенок… (В трубку.) Ленка, у тебя очень милое дитё, я фотографии посмотрел до того, ты не думай… но мы не подтянем, нет. Мне нужен такой утрированный, такая африканская девочка, чтоб анекдот работал. Не просто чтобы она хорошо загорела … Но ты не волнуйся, у нас длинные руки, ноги, разберемся, поставим на учет. Ну, ты ж понимаешь, очень специфично это всё, честно тебе говорю, как человеку, не тете с улицы. Вот та еврейская твоя половина, она все равно работает — ничего не сделать! Еврейские корни начинают разбавлять. Третий ребенок будет уже просто смуглым. (Кладет трубку.) У меня сюжет должен сниматься, так вот Ханга меня поймала вчера, прибежала… ну, как всегда, еврейские штучки, хоть и черная: мой ребенок — самый лучший, ну, понимаете… Но мне нужна настоящая черная. А у Ханги прадедушка вообще был раввин… Анекдот в том, что у нее прадедушка — раввин! Абсолютный анекдот: сидит негр, читает еврейскую газету, ему говорят: «Тебе чего, мало?»

«Ребенка на учет поставим…» Если бы это сказали где-то в другом месте…

Да нет, тут «встать на учет» за счастье считают. У нас есть актерское агентство детское. Вот там на учет и ставим.

С какими трудностями еще, кроме навязчивых настойчивых родителей, приходится сталкиваться?

Трудности всегда есть, просто так, легко ничего не дается вообще в этой жизни. И, кажется, чем легче происходит всё на экране, тем труднее этого добиться. За легкостью, которую вы видите на экране, скрывается адская работа. Вот мы с вами сейчас разговариваем, а у нас сложнейший сюжет, дебютирует мальчик, очень все непросто… Эксцентрическая история. Мальчик говорит: «Давай помогу!» А сам всё ломает, что только может. Этот сюжет сейчас снимается под Москвой, там три каскадера, там падают с крыши, там масса всякой всячины. Это очень непросто. И вообще просто не бывает, наверное. Каждый раз на что-то натыкаешься, на загадочные вещи порой. То привели ребенка — замечательно играет, а у него аллергия, в квартире, где мы снимаем, — кот. Ну, никто же не ожидал, не спрашивал, есть ли у него аллергия. И ребенок рыдает, слезы льет, а играть надо.

Бывает всё совсем неожиданно. Вот снимаем, мальчик лихой, а тут маленькая собачка — так он боится ее как огня. Смешная собачка, крохотная. А он боится! Или снимаем сюжет, где мальчик целует лягушку живую, огромную — мы притащили бразильскую жабу…

А где жабу брали?

В зоопарке, Николай Дроздов привозил/ (//Разводит руками://.) Вот такая вот, страшная как черт. Ну, надо целовать. Пришлось всем уговаривать. Всё время что-то происходит, то так, то сяк, все время что-то надо. У нас есть грандиозный Саша Головин, уже подросший, который бросался везде, — если надо, так он тут же, прям с головой нырял.

Вот была история: утвердили девочку на главную роль, атаманша такая, а подружку взяли послабее, ну явно послабее, у нее всего две реплики. А на съемках всё наоборот. Я приехал на съемки, спрашиваю: как дела? Мне говорят: не знаем, что делать, девочку, главную героиню, заклинило, а та, подружка, разговорилась… Я предлагаю: а давайте их прямо сейчас влёт поменяем местами. Поменяли. И сюжет пулей полетел. Ну, так появилась Глюк’оZа в конечном cчете, Наташа Ионова. Она и была той второй девчонкой.

А когда дети волнуются, что делаете?

«Школа моей мечты», 1994 г.Ну, начинаешь сбивать с ребенка нервы. Говоришь простейшие вещи: «Как зовут? В школе? Какой класс? Что любишь? В футбол играешь, нет? Забил хоть раз гол-то? Да ладно!» Впутываешь его в разговор. Вроде как мы — свои. «Что, двойки, две?» Нет такого ребенка, которого бы я «не разобрал». Просто одного я «разберу» за пять минут, другого за двадцать, а третьего — за день. Но он все равно будет со мной. Я про другое. Вот уже думаешь, ребенка отпустило, но оказывается, у него что-то там снова внутри сжалось, оказывается, на него уже мама успела наорать за то, что не так себя повел, не то сделал. Или он готовился прочесть целое стихотворение, а ему говорят: «Всё, хорошо-хорошо, хватит!» Но для него это стихотворение было главным, гордостью.

Свою работу над ералашевскими короткометражками вы разбавили, сняв в 2009 году более чем серьезную полнометражную «Крышу».

Да, это совсем не юмор. Это большое кино. Большое движение. Тоже предмет для разговора, я думаю. Обидно, что картину толком не видели зрители. Ее пару лет назад показали по телевизору 1 мая в 21:30. Но смотреть серьезное кино, когда за окном шашлык-машлык? Потом ее повторили по ТВЦ в хорошее время, но ТВЦ есть ТВЦ — не самый массовый канал. Я как автор картины объехал после этого всю страну, и я видел этих рыдающих людей, рыдающих по-настоящему, до вечера, после обсуждения рыдающих, понимаете. Я сделал, ну, не документальное, конечно, кино, но я все время искал правду во всем — в отношениях, каждое словечко с детьми мы десять раз прокручивали, чтобы оно было настоящим детским.

К сожалению, многим эта правда не нужна…

Да, у фильма было много противников. Кинематографический мир, например, хочет чего-то совершенно другого. Или был я в одном ВУЗе, педагогическом университете, парень лет двадцати говорит: «Ну что вы сделали? Зачем вы меня загрузили? Я теперь буду недели две об этом думать. Оно мне надо?» Я говорю: «Надо». Он не понял, но его слова для меня были самой большой благодарностью. Я хотел, чтобы меня услышали люди. Или еще — на первом московском показе, когда даже не было качественной картинки, ко мне подошла одна дама и так на ухо говорит: «Ты зачем про нас всю правду рассказал?» Что за дама, не знаю точно. Она сказала — Боря. Ну, огромное количество людей считают, что они мои близкие друзья. Я не возражаю. Или еще в Ростове после просмотра и обсуждения ко мне подошла другая дама, с самым большим ведром попкорна, которое было доверху наполнено, и говорит: «Видите, купила, но не притронулась».

Вот это критерий!

Да, я и сам плакал, когда смотрел свое кино, — и мне настолько было приятно слышать про это ведро. Я просто внутри этой «Крыши», внутри каждого ребенка, внутри каждой проблемы — детской или недетской, женской, той, например, что раздирает взрослую героиню: ей 40 лет, с одной стороны, у нее страсти по Фрейду, с другой — она хорошая мать. Или та, которая с утра до вечера работает, вроде как чтобы ее дочка была не хуже других, а на самом деле бегает от своего одиночества. Это обычные вещи, простейшие, с которыми многие сталкиваются, но настолько верные, что люди и злятся от этого. Знаете, как у Лема в «Солярисе», никто не хотел вспоминать старушку, а она все время приходит.

«Поливали» меня как угодно. Но я тут вспомнил фразу, которую сказал один чиновник Людмиле Гурченко: «Как же вы можете так жить, Людмила Марковна? Вас же никто, кроме народа, не любит!» Это гениально! И вот меня никто, кроме народа, не любит. Всё, что я делаю, — никто, кроме народа, не любит. Лишь очень небольшая часть кинематографического и творческого мира уважает то, чем я 38 лет занимаюсь. Но я ведь этим занимаюсь не для того, чтобы понравиться нашим киношникам. А чтобы люди разные смотрели и находили что-то в этом для себя. И народ ко мне на улице подходит, благодарит.

А как-то Сергей Стадлер, питерский знаменитый скрипач, меня случайно увидел и стал говорить о «Ералаше», о втором, третьем плане, который мы все время закладываем в сюжеты. Когда не просто герой падает балдой, когда есть в этом огромный смысл, когда удается уйти в притчу. Вот, например, старый сюжет — девочка толстая, здоровая бежит за худеньким мальчиком, ломая все вокруг, наконец, она его задавливает в углу, и он говорит: «Ну, ладно, Петрова, я буду с тобой дружить», а она ему: «То-то же!» — швыряет портфель, и он с ним в три погибели уходит. Это уже притча, не анекдот, история более суровая, и таких много у нас.

Вы как-то сказали, что детский кинопрокат на Западе не рассчитан на думающую аудиторию, что там нет умного юмора. Ничего не изменилось за последнее время?

Аналогов нашей передачи там нет. Главное, нет такой формы подачи материала. Мне не интересно просто «поржать». Мне же хочется что-то в это вложить: любопытное, неожиданное, поворотное, свежее. Мы над этим всё время думаем. И здорово, когда что-то появляется чистое и мудрое. Вот сюжет, который называется «Прощай, оружие!»: мальчику подарили пистолетик, и он бегает, во все стороны стреляет. Выстрелил — сломал ветку, расколол фонарь, уже целится в кошку — и вдруг натыкается на автомат, из которого целится такой же пацан. Раздается выстрел, первый парень падает, окровавленный. Второй подбегает: «Ты что? Мы же играем!» И мы видим, что упавший встает, всё нормально — но герой берет пистолет и швыряет его в стену. Понимаете, это философия. Недаром сюжет называется «Прощай, оружие!», и вот это мне дорого.

Начиная с рождения «Ералаша», с 1974 года, сколько выпусков было? Сколько сюжетов? И как часто выходит киножурнал сегодня?

Число выпусков приближается к 270. Сюжетов около тысячи. Сейчас мы делаем 12 номеров в год. Очень тщательно работаем, выбираем хороших артистов. Если что-то не получается, мы идем, переделываем, переснимаем, поправляем. Для меня очень важно отношение зрителей. Я как бы один на один со зрителем. Все время помню про ту любовь народную… Конечно, нам всё труднее. Сейчас много юмористических передач. И дети сейчас очень сильно изменились, изменились их отношения, у них уже души в 3D все, понимаете?

А что, запретных тем в «Ералаше» действительно нет?

Если найдется автор, который интересно и тактично подаст тему мастурбации в юном возрасте, у мальчиков, у девочек, неважно, то почему не снять? Что глаза закрывать? Так же и с наркотиками. Но тут подход надо найти. Просто тупо покурил — нет, это слишком в лоб. Честно говоря, мы стараемся эти вещи, детскую преступность и всё такое, по-другому подавать. У нас не хулиганы, а шалуны. Это очень важно. Мы — шалуны. Хотя иногда проходим на грани фола. Был у нас сюжет, когда училка танцует перед учеником стриптиз, снимая с себя очки, шарф и туфлю. Мне как режиссеру было важно сохранить при внешней неприличности абсолютную приличность. А делать вид, что дети не знают, что такое стриптиз, — это же глупость!

Или еще сюжет. Мальчик приходит, девочка зовет его из ванной. Она сидит в пене, вынимает то ногу голую, то руку, щебечет, он весь нервничает, а потом она говорит: «Ты мне спинку не потрешь?» Он падает без сознания, а она: «Ты чего?» И встает: «Комбинезончик стираю, а сзади не достаю». Она так стирает на себе, чтоб комбинезончик не сел. Шоковый сюжетик. На грани. А вот сейчас принесли сюжет, нравится, но я побаиваюсь и сказал, чтобы переделывали: девочка с мальчиком после каких-то там игровых автоматов, аттракционов, она говорит: «Спасибо, какой же ты приятный парень! С тобой так интересно, везде покатались». Он ей: «А пойдем ко мне домой!» Она: «Ну что ты!» Он: «Ну, у меня дома игра есть, то, сё..» И она: «Все вы, мужики, одинаковы, только домой затащить! Я думала, ты… а ты такой же, как все! Я знаю-знаю… Сначала мультики, игра, а потом заставишь меня за себя уроки делать?!» Ну, понимаете, да?… Сейчас, даже если мы возьмем детей 10-летних, все равно скабрезно получится.

Можете представить, что было бы с «Ералашем», если бы его, как ходили слухи, стала делать Гай Германика?

Она вообще талантливый человек на самом деле. Последней картиной она еще раз доказала это. Там очень узнаваемые все образы, все ситуации — я про «Краткий курс счастливой жизни». А вот «Школа», «Все умрут, а я останусь» — тут она о 14–15-летних, а в моих картинах 12-летние дети. Это колоссальная разница.

Но ведь не всё исчерпывается ее сюжетами?

Если снимать, как две кошки увеличивают свою численность на фоне заката, красивого, уходящего солнца, — это одна история. А на помойке — это уже другое. Понимаете, да? Вот и всё. Она просто выкинула все светлое, что существует вообще в природе, в детях.

Но что касается «Краткого курса», там одну из женщин сыграла Светка Ходченкова, и то, что она играет, — правда. Это кино о том, как всё разваливается. Я, как режиссер, понимаю Гай Германику. И в моей «Крыше» всё разваливается, у каждого свои проблемы. И даже масса людей говорила мне: «Вот если б ты своих героинь убил!» А я оставил жить. Когда третья девочка подбегает к тем двум, стоящим на краю крыши, она говорит: «Мы должны жить, и ничто нам не помешает!» Даже в песне там: «Чтобы свет наших глаз никогда не померк, надо чаще смотреть нам не вниз, а наверх. И не верь никому, что любви в мире нет, как бы мы без любви появились на свет?»

Насколько вам важно, что вы еврей?

Я живу в стране, в которой меня меньше всего интересует моя национальность как таковая, но я ее и не стесняюсь. Уже прошло то время, когда я спрашивал: «Пап, он еврей, что ли?» — «Шшш, тихо!» — «Пап, ну что я сказал?» Хотя в этой стране до сих пор еврейский вопрос актуален. Я всегда считал, что евреям достается. Но, знаете, есть фраза, которую некоторые трактуют как антисемитскую, а я, как человек, который с иронией подходит вообще ко всему, считаю просто грандиозной: евреям достается всё с трудом — но достается всё! Это так мудро! Еще был анекдот в свое время, когда водку продавали до семи: тогда были семиты и антисемиты. Семиты кто такие? Те, кто успели купить водку до семи, антисемиты — которые не успели, но думают, что в этом виноваты евреи. Гениально просто! Евреи — самая загадочная национальность. Не хочется уходить в какие-то печальные истории. Но когда Испания приняла евреев, там обрадовались: мол, такие люди — не воры, работяги, а проходит лет двадцать, испанец смотрит, а еврей богаче его стал, и давай их гнать! Ну что вам рассказывать «Испанскую балладу»? Потом Германия, которая дольше всех «держалась» в этом вопросе. А получили мы от Германии так, что не дай Бог никому. А вот что касается Англии, был анекдот. Почему там нет антисемитов? Потому что в Англии не считают, что евреи умнее их. И всё. Но в нашей стране евреям все достается с дичайшим трудом. Единственное, что «спасает» сейчас — это нашествие всех остальных национальностей, которые намного агрессивнее, злее. Не хочу, конечно, никого обидеть, но мимо этого пройти невозможно. Самое обидное — всю жизнь евреи старались работать не на свой народ, а на ту страну, в которой живут, на ту культуру, в которой находятся, и в ней добивались потрясающих результатов.

А нужно ли детям ощущать свою национальность?

Это долгий разговор. Многие начинают воспитывать: еврей, еврей, еврей. Я не уверен, что это нужно. Ведь еврейство плохо не только тем, что тебя ненавидят, но и тем, что ты в ответ начинаешь ненавидеть всех. Это так же ужасно. Это абсолютно одно и то же. Поэтому нейтрально нужно воспитывать ребенка. Хотя, конечно, у еврейского народа великая история. Но я считаю, что человек славится не своей национальностью, а своими делами, своим характером, своим отношением к делу, к жизни, к людям. Давайте из этого исходить. Воспитывая ребенка, не ставьте ему специально каких-то границ. Он и так, к сожалению, с этим столкнется. Антисемитизм во всем мире существует. И в той самой проеврейской Америке есть замечательный антисемитизм. Марлон Брандо, который Крестного отца играл, — точно антисемит, и Мел Гибсон, который снял «Страсти Христовы», — тоже. Брандо в передаче у Ларри Кинга как-то сказал, что вот, мол, интересно: как злодея играть, так или желтые, или черные, а евреи никогда своих на роли злодеев не назначают. Сказал — и получил такой ливень дерьма! Там с антисемитизмом борются. И во Франции это запрещают. А вообще, какой бы мы ни были национальности, я считаю, что у всех у нас Бог один, он нас всех держит, если существует, конечно.

А у вас есть сомнения?

Ну, как вам сказать? Я живу с Богом в себе, для меня это очень важно. Бог живет во мне. Тратить деньги на молитвы — не трачу. И никогда ничего не прошу. Я прекрасно понимаю: что, Богу больше нечего делать, как только заниматься моими делами? Вот эти руки, мозги. Я все делаю сам.

В чем для вас смысл жизни?

Я верю, что человек создан для того, чтобы прожив жизнь, оставить свой след. След созидательный — что-то построить, сделать. И хоть это уже не модно — но: «чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». Я человек, который безумно любит то, чем занимается, и искренне хочет этим делиться. Про меня всякие ходят истории, что я помешан на своем «Ералаше». Наверное. Но это дело, которому я посвятил большую часть своей жизни — 38 лет!

В одном интервью вы сказали, что ходите по солнечной стороне улицы. Легко ли это?

Мне — да. Поверьте, столько было всяких горьких ситуаций в жизни. Главная трагедия — уход близких людей, мамы, папы. Но эти горькие ситуации, как ни парадоксально, учат острее видеть хорошее. «На солнечной стороне» — сейчас у меня выходит книжка с таким названием, там собраны куски моих интервью, стихи.

Известно, что свой путь к «Ералашу» вы начинали с работы грузчика на киностудии им. Горького. Куда менее известно о том, что вы работали в ракетостроении. Можете немножко рассказать об этом?

Я с пяти лет был артистом, выступал с отцом в эстрадном номере, потом в 14 лет все бросил, пошел учиться строить ракеты, готовился стать конструктором-технологом. Занимался ЖРД — жидкими ракетными двигателями. Я иногда пилотов пугаю своими бывшими знаниями. Но это так говорится — «строить ракеты». У ракеты же не сидишь. У каждого свой маленький план, у меня — три винтика… Но в 20 лет я понял, что это совершенно не мое. И снова все повернул. Творчество мне дороже всего. Я человек, который любит, чтобы все смеялись. Я рассказывал анекдоты Утесову, Никулину, Трахтенбергу… И сейчас всем рассказываю.

Для «Букника» еще расскажете? Для мальчишек и девчонок, а также их родителей?

Вообще есть несколько еврейских анекдотов, перед которыми я преклоняюсь. Первый. После чудовищного погрома один старик заходит к другому и видит, что погромщики распяли того на двери, и говорит: «Хаим, тебе, наверное, очень больно…» — «Нет, только когда смеюсь». Вот такой вот очень «двойной» анекдот. Второй. Ортодоксальный еврей, который всю жизнь только молился, молился, молился, в 60 лет влюбился в молоденькую девочку, срезал пейсы, выбросил традиционную шляпу, купил новую, зеленую, рыжие ботинки, шикарный пиджак. Его сбивает насмерть машина, он попадает ко Всевышнему, говорит: «Ты что сделал? Я всю жизнь только молился Тебе, мне 60, ей 20, и что мне осталось?» Бог на это: «Изя, я тебя просто не узнал!» Это очень высокая философия. Есть еще философский. На прощанье. Один человек жалуется другу: «Все плохо, меня выгнали с работы, сына выгоняют из школы за двойки, жена говорит — ну вас, к чертовой матери, сами разбирайтесь. Денег нет, ничего нет, что делать?» — «А ты повесь плакат "Так будет не всегда!"» Через месяц: «Ты не представляешь, я нашел шикарную работу, сын исправил все двойки, жена счастлива!» А ему в ответ: «Ты плакатик-то не снимай».