Сегодня диктант. Дурацкий диктант. Я не готов. Я вообще не знаю русского!

То есть нет – знаю, конечно, и отлично на нём говорю. Только вот при чём тут диктанты – непонятно.

Ну не понимаю я, зачем учить все эти правила, зачем запоминать эти «словарные» слова. Даже звучит дико, только послушайте – словарные слова. Масло масляное. И я ещё после этого русского не знаю!

Правда, Татьяна Ивановна такая злобная, я её даже побаиваюсь. Мне кажется, Санька её тоже боится, просто не признаётся. И я не признаюсь. Разве что самому себе.

Она такая толстая, большая. У неё по бокам складки, и, когда я долго на неё смотрю, мне кажется, что моя мама когда-нибудь тоже такой станет. А мама у меня красивая и стройная, я не хочу, чтоб она была как бочка! И как Татьяна Ивановна.

Татьяна Ивановна всегда повторяет: «Мне, подумать только, целых пятьдесят лет!» Не знаю, чему тут удивляться, – по-моему, она сразу пятидесятилетней родилась. Не представляю её маленькой. Я думаю, у неё всегда были эти усики чёрные, как у моего старшего брата, если он не побреется пару дней. И очки всегда были, и глазки за ними – маленькие и блестящие, как у поросят.

А ещё она вредная. Жутко вредная. Вечно вызовет кого-нибудь к доске и начинает придираться, даже если всё нормально. Вот Илюху вчера измучила с этими своими уравнениями. Как будто так интересно – узнать, что такое икс. Может, только ей интересно – каждый раз, каждый день, из года в год узнавать, что такое икс и игрек и почему слово «корова» пишется через «о».

Татьяна Ивановна наверняка будет очень ругаться, если я снова получу пару. Вот странная – сама же ставит и сама же ругается потом. Ну серьёзно, если так уж ей не нравится, поставила бы три, в конце концов. Не понимаю я этой логики.

Вызовет меня к доске. Меня и Дениса, мы всегда двойки по русскому получаем. Поставит перед всем классом и начнёт своим противным тонюсеньким голоском: «А вот эти двое у нас особенно отличились!» И так минут двадцать, наверное. Пока ноги не затекут на одном месте стоять.

Но я не буду стараться всё равно. И списывать не буду. Пусть ставит свои двойки. Мама говорит, что Татьяна Ивановна «на редкость противная дама». И вообще меня никогда не ругают за отметки.

Вот, идёт. И звонок уже прозвенел. Ну, сейчас начнётся.

***

И началось.

Татьяна Ивановна монотонно и гнусаво нараспев диктовала нам про уток. Про то, как они живут, как откладывают яйца, как плавают, как летают. Мне понравилось, если не считать того, что я прямо чувствовал, как неправильно всё это пишу. И голос её страшно меня раздражал.

Уже почти дописали, думаю – отмучился. Оставалось только выполнить задание к диктанту – подчеркнуть там какие-то орфограммы, я даже не знал, что это такое и зачем. И тут – Люська.

Люська – моя соседка по парте. И она странная. То есть, все девчонки, конечно, странные по-своему, но она – как-то уж совсем, понимаете? У неё косички, как у пятилетней – белые-пребелые. И огромные голубые глаза. Она никогда не закрывает рот до конца, всегда он у неё приоткрыт, я ей уж сколько раз говорил: «Люсь, прикрой-ка, муха залетит». А она обижается. Чего обижаться, если я ей доброе дело сделать хочу?

Люська – отличница. Круглая отличница, единственная в классе. Она любит математику так, как я, по-моему, даже футбол не люблю. Она математику просто обожает. И русский тоже. И всё остальное. Странная, говорю же.

Любой другой на моём месте был бы счастлив с ней сидеть – она всё знает. Обычно, правда, Люська закрывает тетрадку локтем и недовольно цокает, если пытаешься подсмотреть. Но иногда на неё что-то находит, и она даже сама предлагает помощь. Только я никогда у неё не списывал. Про локоть – это мне Санька рассказал, он с ней как-то на природоведении сидел, когда его соседка Катюха заболела. А я никогда не списываю. Я гордый.

Люська тут же взялась за дело. Отобрала у меня ручку и тетрадь, нахмурилась, высунула язык и с сильным нажимом начала что-то там калякать в моём диктанте. Я ей вполне доверял, только вот волновался, что почерк у неё другой и Татьяна Ивановна догадается. Но пути назад не было.

Прозвенел звонок, мы сдали диктанты и пошли в столовую, тут же забыв обо всём, как о страшном сне.

Но на следующий день вспомнить всё-таки пришлось. Татьяна Ивановна сидела на своем учительском троне, поминутно сдвигая толстым, как огурец, пальцем свои очки. И объявляла оценки.

Класс замер. Все, кроме меня и ещё нескольких человек.

– Шабутина – три, Ильина – четыре, Помогаев – три, Нельман – пять!
Она торжественно улыбнулась мне:
– Удивил, удивил!

Да я и сам удивился! Я просто ушам своим поверить не мог. Понятное дело, это только Люськина заслуга, но как же училка не заметила, что почерки разные? Да и вообще, пятёрка по диктанту для меня – это что-то вроде Деда Мороза: когда-то я её с нетерпением ждал, а теперь уже давно в неё не верил. И не верил до последнего момента, несмотря даже на то, что Люська помогала. А ведь такое бывает, оказывается. Да, бывает…

Я уже начал в красках представлять, как обрадуются мама с бабушкой, но тут…
– Самойлова – три. Я не знаю, что с тобой случилось, но ты не сделала ни одного задания. Кошмар!
Люська подпрыгнула на стуле и вся сжалась.
На секунду мне показалось, что она сейчас громко заревёт, но Люська только уткнулась в ладошки и как-то задушено пискнула. А потом у неё плечи задёргались, как будто к ним ниточки привязали.

Люська дёргала плечами ещё пол-урока, а под конец, когда выпрямилась, у неё были красные глаза, ещё огромнее, чем обычно, и рот она закрыла плотно-плотно, я даже испугался. Пытался с ней заговорить, но она упорно молчала и смотрела в свою тетрадь.

На перемене я твёрдо решил, что делать. Раз она так страдает, надо всё рассказать Татьяне Ивановне. Мне-то к двойкам не привыкать, а она вон из-за тройки как убивается! И всё из-за меня. Это она пока мой диктант исправляла, со своим заданием не успела.

Я подошёл к учительскому столу. Татьяна Ивановна жевала пряник.
– Татьяна Ивановна… – тихо начал я. – Вы вот мне поставили пять, а Люське три… А это неправильно! Мне Люська все ошибки в диктанте исправила, поэтому своё задание не сделала. Не успела. Вы мне поставьте три… Или даже два, если хотите. Я знаю, я много ошибок наделал в этом диктанте, я же вообще русский не люблю… Вот. Мне поставьте два, а Люське дайте переписать. Она же отличница.

Татьяна Ивановна жевала пряник.
– Татьяна Ивановна?..
Она посмотрела на меня своими злобными чёрными глазками поверх очков.
– Нельман, ну ты даёшь, – сказала она.

***

Татьяна Ивановна не согласилась дать Люське переписать диктант. Сказала, это Люське урок, чтоб больше никому не делала каких-то «медвежьих услуг». При чём тут медведи, я не знаю.

А с Люськой я всё-таки поговорил. Спросил, зачем она мой диктант взялась исправлять, если своё задание ещё не сделала. Люська раскраснелась и сказала, что я ничего не понимаю, хоть и очень благородный. Я и правда ничего не понял, это мне Санька потом объяснил, что она просто втюрилась в меня по уши.

Не понимаю я этих девчонок, ну честно. Втюрилась… Что ещё за глупости?

Мне, конечно, стыдно перед ней. Жалко, тройка теперь в журнал пойдёт. Но я же не просил, в конце концов! Хотя всё равно, конечно, и стыдно, и жалко.

Зато я получил свою честную двойку! Она теперь – моя самая любимая из всех, что я получал.