Это книжка о девочке Пташке, у которой вместо рук росли крылья. Нет-нет, она не была ангелочком, не думайте. Она была инвалидом, не могла есть вилкой, не выговаривала половины звуков, но умела летать. И она улетела от своих приёмных родителей, которые полюбили девочку всем сердцем. А они отправились её искать и в конце концов, конечно же, нашли. Но самое интересное было как раз в середине.

…Варре с Тине купили Пташке всяких одёжек, которые снизу были ей в самый раз, а сверху нет. Тине сделала на распашонках большие прорези для крылышек. И ещё она сама сшила пелеринку, полностью их прикрывавшую, так что никто не видел, что у Пташки нет ручек.

И ещё они купили коляску, очень красивую, с узором из белых облачков. Уложили в неё Пташку. Теперь она выглядела совсем как обычный ребёночек. Их ребёночек. Пташка смотрела в небо и говорила:
— Пип!

Тине и Варре очень гордились тем, что их дочка умеет говорить ≪пип≫. Они никому не рассказывали, что у неё есть крылышки. Узнай кто об этом, сразу разболтает всем.

И тогда не будет отбоя от желающих посмотреть на Пташку. Может быть, многие подумают, что это ангел, ведь люди теперь плохо разбираются в ангелах. И тогда они будут просить Пташку помочь им. Например, сделать так, чтобы у них пропали ужасные пятна на лице, или отвратительные складки на коже, или невыносимая головная боль. И будет слишком много суеты.

Иногда кто-нибудь заглядывал в коляску. И видел большущую голову.
Иногда кто-нибудь спрашивал: ≪Это ваша дочка?≫ На что Варре отвечал: ≪Мы взяли её на время≫.
Его начинали расспрашивать, где дают детей на время. Ведь это так удобно, когда самому можно выбрать ребёночка, а потом отдать обратно, если надоест с ним возиться.
— Места надо знать, — отвечала Тине. — Это очень-очень далеко, просто так не найдёшь.

И заглядывала в колясочку. Под одеяльцем угадывались два бугорка. Но эти бугорки могли быть чем угодно. Разве кому-нибудь придёт в голову, что там спрятаны крылышки — крылышки в детской коляске, прямо на улице, среди бела дня?

Пташка росла быстро. Казалось, что за одну неделю она вырастает, как обычный ребёнок за целый год. Правда, Пташка была меньше и легче. Скоро она выбралась из своей корзинки и попробовала пройтись по полу. Вообще-то, научиться ходить совсем не просто. Всем малышам это даётся с большим трудом.

Но у Пташки получилось сразу. Теряя равновесие, она просто взмахивала крылышками и не падала. Это было легко, ведь она почти ничего не весила. Пташка ходила всё лучше и лучше и всё чаще и чаще подпрыгивала. Прыжки становились всё более высокими. Она взлетала вверх уже на целый метр и порхала от стены к стене. Варре и Тине каждый вечер сидели на своих табуретках и смотрели на неё.
— Видишь, — говорила Тине, — как удобно уметь летать.

А я и не знала. Ты когда-нибудь думал: вот бы научиться летать?
— Нет, — ответил Варре. — Никогда. Я никогда не расстраивался, что чего-то не умею. Но летать, наверное, очень приятно. Так весело и легко. Пожалуй, жалко, что мы только ходим по земле.
— А я иногда летаю внутренне, — сказала Тине. — Но внешне у меня не получается.

Они на всякий случай попробовали: вдруг выйдет. Взобрались на табуретки, часто замахали руками и со стуком приземлились на пол. Так что пришлось снова усесться на табуретки. Сидеть-то всякий может.
— Знаешь что, Варре, — вдруг сказала Тине. — Знаешь, что я думаю? У неё нет ручек. И пальчиков нет. Она никогда не сможет, например, играть на пианино, а мы могли бы. Если бы умели.
— Как ты думаешь, что приятнее, — спросил Варре, — играть на пианино или летать?
— Думаю, и то, и другое очень приятно, — сказала Тине, — особенно если получается само собой и не надо долго учиться.

Они стали вместе придумывать, что ещё приятно уметь просто так, не учась этому специально. Однажды проснуться рано утром и обнаружить, что ты это можешь. Они бы тогда кричали друг другу: смотри, как у меня получается!

Я умею говорить на десяти языках сразу! Я могу бежать и бежать целый день, не уставая, и ни разу не споткнуться. Я играю разом на пяти музыкальных инструментах!

— Что-то пить хочется, — вдруг сказал Варре.
— Пойду поставлю чайник, — Тине отправилась в кухню.

Пташка подошла к табуреткам. Посмотрела на Варре. Густо покраснела. Захлопала крылышками. И произнесла слово, которого никогда раньше не говорила:
— Пипи!

— Ты слышала? — прокричал Варре в сторону кухонной двери. — Она сказала ≪пипи≫. Это настоящая птичка. Тине немедленно вернулась в комнату.

— Она сказала ≪пипи≫? ≪Пипи≫? Это она пытается сказать ≪папа≫. Ты учил её? Она говорит ≪папа≫!

Пташка села на пол. Опять вся покраснела. Тине и Варре внимательно смотрели на неё. Внутри у неё что-то готовилось вырваться наружу. Воздушный шарик из букв, который вылетит и сразу лопнет. Вздох в виде слова. Вот-вот, сейчас. Пташка напряглась до предела. Сейчас, сейчас.
— Мими!
— Ты слышишь? Слышишь? — радовалась Тине. — Она говорит ≪мама≫! Только ≪а≫ у неё ещё не очень хорошо получается.

А Пташка все повторяла и повторяла.
— Пипи! Мими!
И так целый день. У неё получалось всё лучше и лучше.
— Пипи. Мими. Пипи. Мими. Пипи. Мими. Пип.

А через два дня, в четверг, приблизительно в четверть второго, когда Тине была одна дома и на улице завывал ветер, Пташка вдруг неожиданно сказала:
— Дий мни бутирбрид с ирихисивым мислим.
— Как-как, что ты сказала? — спросила Тине.
— Дий мни бутирбрид с ирихисивым мислим.
— Я поняла! Поняла! — закричала Тине, обращаясь к ветру.

Она побежала в кухню и намазала на булку много-много арахисового масла, заодно перепачкав кухонный стол и саму себя. Тине с таким пылом облизывала ложку, что даже щёки у неё стали липкими.
Потом она как можно спокойнее нарезала бутерброд на маленькие кусочки, и скормила их один за другим Пташке.

— Ты научилась говорить, — сказала Тине, — какое счастье. Но это ещё только лепет, а не настоящая речь, потому что ты не выговариваешь ≪а≫. Надо говорить не ≪дий≫, а ≪дай≫, через ≪а≫. Скажи: а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.
— И, — сказала Пташка. — И-и-и-и-и.
— Да нет же, скажи ≪а≫, — поправила её Тине. — А-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а-а.
— И-и-и-и, — сказала Пташка.
— Тогда скажи ≪э≫, э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э-э.
— И-и-и-и-и-и, — сказала Пташка.
— Тогда скажи ≪о≫, о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о.
— И-и-и-и, — сказала Пташка.
— Ладно, а попробуй сказать ≪у≫, у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у-у.
— У-у-у-у, — сказала Пташка.

- Молодчина! — воскликнула Тине. — Отлично! А теперь опять скажи а-а-а-а-а-а-а-а-а.
Птаишка молчала.
— Ты можешь сказать, как тебя зовут?
Пташка молчала.
— Ну попробуй ещё разочек, один-единственный: Пта-а-ашка, Пта-а-ашка, Пта-а-ашка. Скажи, а то не дам тебе больше арахисового масла.
— П… П… Пти-и-ишка, — сказала Пташка.
Вечером Варре вернулся домой со своей птичьей книгой и с биноклем.
— Мы с ней тренировались, — сказала Тине. — У неё не получаются ≪а≫ и ≪о≫. Ей не произнести собственное имя. А это плохо, Варре, ведь она не сможет никому сказать, кто она такая. Вместо ≪Пташка≫ она говорит ≪Птишка≫. Давай её так и будем звать ≪Птишка≫.
— Ну конечно, — сказал Варре. — Конечно. Птишка так Птишка.

С этого дня её стали звать Птишка.

Варре и Тине ели суп. Суп с макаронами в виде букв. Варре и Тине зачерпывали ложкой слова. У кого в ложке было целое слово, тот его съедал. Тине съела ≪дуб≫, ≪мел≫ и ≪зал≫. Варре съел ≪гол≫, ≪мир≫ и ≪бар≫. И нечаянно ≪жуф≫, которого хоть и нет, но он тоже вкусный.
— Варре, — вдруг сказала Тине.
— М-м-м? — отозвался Варре.
— У нашей Птишки дефект речи. Наша Птишка не выговаривает некоторые звуки.
— Ну и что? — сказал Варре. — Много кто не выговаривает некоторые звуки. Чаще всего ≪р≫. Говорят ≪кохова≫, ≪хыба≫ и ≪кхасный≫. И ещё ≪ш≫. Говорят ≪фыфка≫, ≪фтука≫ и ≪фоколад≫. А в остальном они полностью здоровы.
— Да, но у неё к тому же нет рук. Без рук и с дефектом речи ей в будущем придется несладко.
— Но птицам незачем думать о будущем.
— Но она же не совсем птица! Ни одна птица тебе не скажет: ≪Дий мни бутирбрид с ирихисивым мислим≫! Птицы так не разговаривают! Ах, Варре, что с ней будет? До сих пор неясно, кто она и откуда взялась. У Птишки нет рук, и она выговаривает не все звуки.
— Но ведь у неё есть крылышки? -воскликнул Варре.

Тине вдруг заплакала. Слёзы капали в тарелку, и в этих местах на поверхности супа появлялись кружочки. Много букв ≪о≫.
— Ты что, не мог найти обыкновенного ребёнка? С руками, как у меня? Его не приходилось бы прятать, и все вокруг говорили бы: ≪Ух ты, как она на вас похожа≫. Какой прок от крыльев?

 — Очень даже большой прок, — утешал её Варре. — Многие дела надо делать на лету. Например, доставлять авиапочту. Или следить за чем-нибудь с высоты птичьего полета.
— Зачем?
— Точно не могу сказать, но я знаю, что за многими вещами надо следить сверху, и с крылышками это очень удобно.
— Правда?
— Правда. У неё есть то, чего нет у других.
— Фоф, — сказала Тине.
— Как-как?
— Фоф. Съем-ка я слово ≪фоф≫.
И съела. Молча…