Вы наверняка помните истории про котёнка Финдуса и корову Му. Какие необыкновенные картинки в этих книжках: удивлённые куры, унылый Петсон, скептический ворон. Новая книга Свена Нурдквиста, написанная в соавторстве с Матсом Валем, для тех, кто ещё несколько лет назад с удовольствием слушал про «Чужака в огороде» и «Именинный пирог», а теперь больше всего на свете любит читать о морских приключениях, старинных кораблях и далёких странах.

Предисловие

Почему затонул «Титаник»? Почему опрокинулся корабль «Ваза»? Почему пошёл на дно барк «Гётеборг»? Кораблекрушения дают пищу нашей фантазии. Образ корабля, гибнущего в шторм, разбивающегося о скалы или столкнувшегося с айсбергом, поражает наше воображение. Нам кажется, будто это мы сами терпим бедствие в житейских бурях. Корабль становится для нас живым существом.

Когда 12 сентября 1745 года барк «Гётеборг» вернулся из Китая, его трюмы были полны ценными грузами: фарфором, шелками, чаем. В ясную погоду в девятистах метрах от крепости Нюа Эльвсборг шхуна, ведомая лоцманом, наскочила на подводную скалу Хуннебодан, о которой всем было прекрасно известно. Как такое могло случиться?

Протоколы следствия по делу о кораблекрушении исчезли. Ныне никто не может с уверенностью сказать, что выяснилось в ходе разбирательства. Никто не знает, почему «Гётеборг» пошёл ко дну. В те времена лоцману, виновному в кораблекрушении, грозила смертная казнь. Лоцмана Каспера Матсона и в самом деле посадили в тюрьму, но в скором времени по неизвестной причине выпустили, и он много лет преспокойно жил-поживал и умер в 1783 году.

Так что же произошло?

Многие думают, что объяснение тут самое простое: команда слишком рано обрадовалась возвращению домой. Все матросы были пьяны. Другие считают, что имел место заговор. Торговля с Китаем у многих вызывала зависть. Заморский шёлк конкурировал с тем, что производили в Швеции. Чтобы не дразнить конкурентов и обеспечить себе новые лицензии, дававшие право монопольной торговли, лоцману поручили потопить судно, но так, чтобы избежать лишних жертв. Что-то нарушило планы, и крушение оказалось более тяжёлым.

Груз, который, возможно, собирались ночью вывезти с корабля, лёг на дно.

Кто скажет, почему?
И удастся ли нам когда-нибудь это узнать?

Мы сочинили книгу о последнем плавании «Гётеборга». Мы не ставили перед собой задачу «поведать правду». Наш рассказ больше похож на сказочную историю, но корни этой сказки уходят в историческую реальность.

Мы благодарим всех, кто помог нам представить, какой была жизнь на борту корабля Ост-Индской компании в сороковые годы XVIII века, или подсказал, где найти изображения и документы. Особое спасибо Улофу Пиппингу, щедро и с большим энтузиазмом делившегося с нами своими знаниями о старинных парусных судах.

Матс Валь
Свен Нурдквист

Мокрый снег залеплял лицо, а ветер задувал под куртку, когда в поздних сумерках я подошёл к городским воротам. Двое стражников вешали только что зажжённый фонарь.

Один был высокий, тощий и криворотый, другой — косая сажень в плечах. Я с бьющимся сердцем прошёл мимо, но, заметив добрый взгляд, осмелился выкрикнуть вопрос:
— Где тут трактир «Рог»?
— Ступай прямо, а на втором перекрестке сверни направо!

Я кивнул в знак благодарности и поспешил в город Гётеборг, где никогда прежде не бывал. Прохожие торопились по своим делам, старушка с вязанкой хвороста поскользнулась на мокром снегу, и ветки рассыпались в разные стороны.

Трактир «Рог» оказался в двухэтажном доме, крыльцо которого выходило прямо на улицу. Когда я потянулся к дверной ручке, из двух окошек на мою ладонь упал луч света.

Внутри горланили четверо игроков в кости. Они ругались, и один всё показывал свои пустые карманы, то выворачивая их, то вновь убирая внутрь. У очага сидели три господина, судя по одежде — весьма состоятельные. Они курили длинные трубки и тихо беседовали, один ворошил кочергой угли в очаге. Этот, с кочергой, был такой высоченный, что, вставая, пригибал голову, чтобы не удариться макушкой о потолочные балки. На нём был роскошный светло-синий камзол, высокие ботфорты и пурпурно-красные перчатки.

У него были красивые усы и влажные губы, он вполголоса взволнованно говорил что-то двум другим, одновременно разбивая кочергой горящее полено. Потом отложил кочергу в сторону, снял одну перчатку и, продолжая говорить страстно и настойчиво, несколько раз ударил ею по ладони.
— Дувр, — повторял он. — Дувр, Дувр, Дувр!
И при каждом слове хлопал перчаткой по ладони. Те, к кому он обращался, раскатисто засмеялись, долговязый покосился в мою сторону, так что мне пришлось отвести взгляд.

В дверях показалась девушка моих лет. Она принесла хлеб игрокам в кости. Потом подошла ко мне.
— Меня зовут Андерс Птицель, — представился я. — Здесь ли живут моя тётя Мэрта и сестра Элин?

У девушки были красивые глаза и ровные белые зубы, но улыбка казалась робкой. Склонив голову набок, служанка дотронулась до моей куртки.
— Пойдём в кухню, обсохнешь, — пригласила она и пошла вперёд.

Кухня оказалась тесной каморкой, у плиты стояла широкозадая тётка в чепце и сорочке. Девушка, которая привела меня, с некоторой опаской подошла к хозяйке и поклонилась.
— Это посетитель к фру Мэрте.
Она торопливо отступила на шаг, словно боялась гнева хозяйки, которую осмелилась потревожить.

Её маленькие глазки смотрели так угрюмо, что я с трудом выдержал этот взгляд.
— Твоя сестрица уже третью неделю болеет и не встаёт с постели, — продолжала она, указывая на потолок, нависавший почти над самой её головой.

Она постучала половником по потолочной балке.
— Хочешь её проведать?

Тётка снова отвернулась к плите и принялась мешать варево в горшке, бормоча что-то не больно приветливое. Служанка вывела меня из кухни. Я едва успел заметить, как она исчезла на узкой лестнице, и поспешил следом. Наверху было темно и холодно. В каморке, укрытая какими- то рогожами, лежала моя сестра. Я с трудом узнал её: губы потрескались, лицо посерело так, что я даже не сразу смог различить его.
В свете сальной свечи наши взгляды встретились.
— Андерс, — прошептала сестра, — я совсем разболелась.
Дрожа от холода, она натянула рогожу до самого подбородка.

Я передал сестре привет от матушки, но ни словом не обмолвился о нужде, в которой мы оказались с осени. Элин была так слаба, что слушала меня, не открывая глаз. На лестнице раздались тяжёлые шаги.

Оглянувшись, я увидел в дверях мужчину — такого здоровенного, что он занял весь дверной проём. У него была рыжая борода. Он мне сразу не глянулся, чуть позже я понял почему — он был кривым на один глаз.
— Ты, что ли, новенький? — проорал он. — Пойди-ка подсоби на дворе.

Он сделал несколько шагов в мою сторону. Я замешкался, и он пнул меня по ноге.
— Хочешь есть — пошевеливайся!

Дядька схватил меня ручищей за воротник. Но сестра ничего этого не видела: глаза её были закрыты. Прежде чем выйти из комнаты, рыжебородый двумя пальцами потушил фитилёк свечи, и в комнате стало темно, как в самой мрачной дыре.

На Крещение сестра моя умерла; после этого мне сказали, что для меня места в доме больше нет. Рыжебородый, муж моей тётки, с самого первого дня чуть что напускался на меня с пинками и кулаками, так что я даже был рад, что больше не придётся видеть его злобную рожу. Тётке Мэрте я сказал, что намерен вернуться к матери.

Она кивнула, но, думаю, догадалась, что это ложь, ведь я рассказал ей, как худо всё было дома: матушка с трудом могла прокормить саму себя, хоть она и была дочерью самого Гатенхильма, королевского капера. Через три дня мою сестру Элин предали земле.

Мартовским днём, солнечным и кротким, я ушёл. На дорогу мне дали узелок с несколькими ломтями хлеба, бараньей ногой и парой новых чулок от тётки Мэрты, которая в дверях сунула мне в руку серебряный далер. Радуясь, что больше не увижу её тяжёлого взгляда и избавлюсь от помыканий рыжебородого, я отправился в гавань к Большому каналу.

Там было полным-полно маленьких судёнышек. По реке плыли льдины. Побродив немного, я хотел было подойти к мужчине, присевшему отдохнуть на бочку. Издалека он показался мне вполне дружелюбным, но когда он поднял на меня взгляд, в глазах его сверкнула такая злоба, что я не осмелился обратиться к нему с вопросом, а поспешил отойти подобру-поздорову.

В конце концов я нашёл бородатого дядьку, ковырявшего щепкой в зубах. Может, они у него болели. Я сказал ему, что готов исполнять любую работу лишь за еду, но он не обратил на меня внимания.

Я было попытался разжалобить его, но тут прохожий хлопнул меня по плечу.
— Можешь к нему обращаться, пока язык не отсохнет: он глух как пень.
Прохожий засмеялся и пошёл прочь.

Я вышел из города через Карловы ворота и побродил среди сараев и лачуг на Мастхуггет. Весь день ходил я вдоль берега, изредка отваживаясь заговорить с кем-нибудь, но никто не нуждался в услугах четырнадцатилетнего мальчишки.
Свирепый ветер продувал меня насквозь, я продрог до костей.

Стемнело. Я совсем выбился из сил и пал духом. Под ложечкой сосало от голода. Я зашёл в какой-то двор, чтобы перекусить. Едва я присел на поленницу, как откуда ни возьмись появились два паренька. Оба высоченные, один в огромных сапожищах, явно не по размеру.
— Отдавай-ка нашу еду! — закричал один, выхватил у меня баранью ногу и откусил здоровенный кусок.
— Получай по морде, воришка! — заорал второй и ударил меня по лицу так, что я повалился на спину.

Но тут в темноте вынырнул из-за их спин третий. Сперва он показался мне невелик ростом, едва ли выше меня самого, но он в мгновение ока повалил на землю парня в сапогах. Второй мой мучитель попятился, упавший вскочил на ноги, и они оба отступили к воротам, выкрикивая ругательства в адрес моего спасителя.
Тот поднял баранью ногу и протянул мне.
— Не люблю таких молодчиков. Меня зовут Юнас Орлен.

Я рассказал ему, что отец мой погиб в море, а ещё — о голоде и холоде в рыбацкой лачуге, о сестре, которая отправилась на заработки к тётке Мэрте и нашла там свою смерть, и обо всех прочих злоключениях, что выпали на мою долю и на долю моих родичей.
— Помоги мне управиться с дровами, и я устрою тебя на ночлег.

Я помог ему сложить в поленницу дрова, которые он нарубил за день. Когда мы закончили, пришёл приветливый старичок и осмотрел нашу работу, а потом мы получили супу на кухне и место на соломе в конюшне.

Когда я проснулся, Юнас уже встал. Я услыхал, как фыркают и бьют копытами лошади. Было ещё темно, но Юнас принёс миску супа. Мы поделили еду по-братски. Я угостил моего приятеля бараньей ногой и хлебом, что у меня оставался.
— Сегодня я пойду на реку, — сказал Юнас, когда мы поели. — Хочешь со мной?
— А что там такого?
— Корабль, что отправляется в Китай.

Он наклонился поближе и прошептал:
— Мой дядька продаёт сено Компании.

Вместе с ним я могу пройти в Варгё Холла, а потом пробраться на один из кораблей.

— Хочешь со мной? Мы сможем доплыть до самого Кантона.
— Кантон? — переспросил я. — А это далеко?
— Кантон — это в Китае, плыть туда год, не меньше. Но если благополучно вернёшься домой, прослывёшь бывалым моряком и сможешь найти новое место.
— Так ты туда собрался? — спросил я.

Юнас снова наклонился ко мне.
— Ночью я незаметно прокрадусь на корабль. Это большое судно. Сразу меня не найдут, а когда отыщут, мы будем уже далеко в море, и им придётся дать мне работу. Я встречал ребят, которые так поступали. Хочешь, можем пробраться на борт вместе.