— Я не хочу выступать в цирке, — однажды сказала маленькая дрессированная зебра Матроска, — я хочу стать балериной. Мама купит мне розовые тапочки и розовую юбку, и мы будем танцевать танец маленьких зебрят.
Папа задумался:
— Но где же мы возьмём музыку? Есть танец маленьких лебедей, но не зебрят. А без музыки танцевать нельзя.
— Ну так напиши музыку, — сказала Матроска.
— Правда, — ответил папа, — почему бы и не написать! Музыка состоит всего из семи нот: до-ре-ми-фа-соль-ля-си… До-фа-а-а… фа-до-о-о… ля-ми-ля-си-ре-ля, фа-си-до-о-о-о!!! — запел папа.
Он очень любил музыку, поэтому быстренько сел и написал. Музыку. Это была очень полосатая музыка.
— Ой, какая полосатая! — закричала зебра Матроска.
— Музыка не может быть полосатая, она может быть только волнистая, — сказала старшая и умная сестра Лохматка, для которой совсем недавно прикатили в дом пианино на жутких львиных лапах.
— Как не может? — возразил папа. — Посмотри в нотную тетрадь, там сплошные полоски. А пианино? Там одна клавиша белая, а другая чёрная.
— Вы будете танцевать, а я буду играть на контрабасе, — сказал Финик, — потому что он очень большой.
— Да? — заволновалась Матроска. — А кто же тогда меня поддержит, когда я буду летать в балете, как птица? Ты хочешь, чтобы я упала?
— Я буду поддерживать контрабас, — заупрямился Финик.
И тогда его друг — Гаврик Длинный Хвост, который пришёл подтянуть Финика по сложению и вычитанию, сказал Матроске тихо:
— Я буду тебя поддерживать.
— А ты сильный? — спросила Матроска.
— Ещё какой, — ответил Гаврик Длинный Хвост, — я ведь каждый день тренируюсь.
— Ура! Теперь только нужно купить балетные тапочки.
Мама задумалась.
— Если музыка полосатая, тапочки и юбка тоже должны быть полосатыми, — предложила она.
— Нет, нет, — заорала Матроска, — только розовые! Какие полосатые, зачем же тогда балет?
Мама тут же согласилась. Она купила своим зебрятам — Матроске и Лохматке — розовые тапочки, каждой по четыре, и специальные розовые юбки, которые назывались очень смешно: пачки. А Гаврику пришлось купить специальный костюм для мальчиков. Только бедный Финик со своим контрабасом, который одолжил жираф, остался ненарядным. Но мама вытащила из сумки пакетик и протянула Финику бабочку. Это была не настоящая бабочка, а такой специальный галстук, который надевают на шею знаменитые музыканты.
— Давайте напишем объявление о балете. Он будет называться «Зебриное озеро», — сказала мама Зебра.
— Нет, «зебриное» — не звучит, — потряс головой папа, как будто в ухо ему попал комар, — вот «зебровое» — это уже лучше.
— Откуда ты взял это «зебровое»?! Послушай: лебединое — зебриное, или нет, лучше даже так: лебединое — зазебриное.
— А я говорю — ЭТО не звучит!
— Почему? — нервно взмахнула чёлкой мама.
— Я слышу! Погляди, у меня уши больше!
Умная Лохматка внимательно посмотрела на родителей и сказала всего одно слово: «фи-ло-со-фи-я». Это было такое серьёзное слово, что все замолчали и задумались.
— Я придумала, — закричала Матроска, — не лебединое, не зебровое, не зебриное, а просто…
— Что просто?..
— Просто — «ОзеБро»!
Все засмеялись и обрадовались такому замечательному слову. Все — кроме папы и мамы.
— Пожалуйста, — обиженно пробурчал папа, — если вы лишены элементарного слуха…
— Пожалуйста, — фыркнула мама, — если вам медведь на ухо наступил…
Папа сел за полосатое пианино, и они стали репетировать полосатый танец.
На балет пришли все звери: и носорог, и крокодил, который на всякий случай закрыл пасть на замок (вдруг туда нечаянно залетит кто-нибудь), и лиса с лисятами, и маленькие мышки, и бабочки… Жирафу со слоном пришлось встать в последний ряд, иначе другие зрители ничего бы не увидели.
Они громко хлопали, стучали и шумели крыльями, когда зебрята в розовых пачках делали пируэты, крутились вокруг своей оси, перепрыгивали друг через друга и элегантно становились сразу на четыре носочка. А как они виртуозно владели хвостами! Папа играл свою музыку, а Финик усердно щипал контрабас и как настоящий музыкант сильно тряс головой.
Матроска так высоко подняла заднюю ногу, что чуть не свалилась носом вниз, но Гаврик Длинный Хвост её поддержал и даже подкинул вверх, а потом ловко поймал. Он вообще еле успевал всех поддерживать: и Матроску, и Лохматку, и даже… маму. Да-да, мама, оказывается, тоже купила себе розовую пачку и тапочки.
— Я так волнуюсь за детей, — скромно говорила она, — не могу же я оставить их на сцене одних.
И она оказалась права. Когда Лохматка на огромной скорости крутилась вокруг своего хвоста, в воздухе раздался ужасный звук: «Р-Р-Р-Р-Р-Р-РА-А-А-А». Зрители и зебрята так и застыли на своих местах, и только храбрый папа продолжал играть, как будто ничего не случилось.
А страшный «Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р» становился всё громче и ужаснее, и тут все увидели, как из-за кустов вышел огромный Лев. Он опустил глаза и смущённо сказал:
— Извините, я без билета. Вы так прекрасно танцевали, что я не выдержал и закричал БР-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-Р-РА-АВО.
Звери немножко успокоились, но всё равно дрожали, и мама-зебра сказала, что Лев, конечно, может смотреть балет, но пусть отойдёт куда-нибудь подальше. Вот если бы он, как крокодил, пришёл с закрытой на замок пастью, а ключ отдал маме-зебре, пусть бы сидел со всеми, а так — нетушки.
— Но мне будет плохо видно, — огорчился Лев.
Тогда орёл дал льву бинокль, и лев ушёл на очень высокую гору, и ему всё равно было отлично видно, как танцуют маленькие бесстрашные зебрята.
В конце спектакля зрители бросали на сцену свежие помидоры, яблоки, апельсины и другие вкусности, а зебрята кланялись и собирали фрукты и овощи в большую корзину.
— Я не хочу больше сидеть в болоте, — сказала, придя домой, малышка-бегемотишка, — я хочу танцевать танец маленьких бегемотов. И не забудьте купить мне розовые тапочки и розовую юбочку.
— А мне контрабас, — проворчал её братишка.
— Хорошо, завтра пойдём в магазин и присмотрим что-нибудь подходящего размера, — сказала мама-бегемотиха и нежно потрепала каждого по серой спинке.
— А всё-таки это было «зебриное озеро», — тихо прошептала мама-зебра, пряча в шкаф розовые юбки. Но папа всё-таки услышал её! Он недовольно дёрнул ушами и заметил:
— В МОИХ УШАХ — это не звучит!
Но мама стояла на своём. Папа беспомощно вздохнул: ну как спорить с мамой, когда у неё такие маленькие уши?