Главная Чтение

Семьяне на море

В чудетство с Михаилом Ясновым

Проза Анны Ремез

До чемодана

Папа сказал, что жители Земли — это земляне. Тогда значит, жители нашей семьи — семьяне. Семьяне рассеялись по Земле. Мы живём в Петербурге, а наши собственные бабушка с дедушкой — в Крыму. Мы к ним приезжаем только летом. У нас есть огромный оранжевый чемодан, который целый год прячется в шкафу, а потом едет с нами в Крым. Вот мама купила крем от солнца, достала мои лёгкие платья, показывает мне — какие возьмём с собой? Я все возьму. Каждый день буду ходить в новом платье, а где же их ещё носить, как не в Крыму? Нет, мама считает, что надо оставить дома полный шкаф пропащих платьев, а туда взять только четыре. Ну, хорошо, пять.

Я прижимаю к себе свои пять платьев и шепчу: «Крым, Крым, Крым»… И чувствую, как во рту от этого слова становится немного сладко.

Ворота

Все обычно едут в Крым так. Приезжают в город Симферополь, там садятся на автобус и едут к Чёрному морю. А мы не так. Наши бабушка с дедушкой живут прямо в воротах Крыма. Ну, то есть в городе Джанкое, который так называют: Ворота Крыма. Поезд стоит там всего-то четыре минуты, потому что никому, кроме нас, там выходить не надо. И вообще никто, наверное, не знает, что Крым начинается именно там, в Джанкое, где моря нет и в помине и гор тоже никаких нет. Потому мы очень странно выглядим, когда вытаскиваем на перрон наш огромный чемодан (там ведь не только мои пять платьев, но и мамины тоже), кучу сумок, пляжный зонтик и коврик. Наверное, все думают, что мы ошиблись станцией. Но мы не ошиблись. Наш Крым начинается отсюда!

Шашлык на память

У бабушки и дедушки есть дача. Это такой маленький белый домик, а вокруг него — чудесный сад, где растут вишни, персики и яблоки. Прямо с дерева можно вишню есть, не помыв, и косточки выплёвывать в траву. Мы сидим в саду за столом, плюём косточки и ждём шашлык. Бабушка говорит: «Погоди снимать, ты его не дожарил. В прошлом году, помнишь? Недожаренный был». Дедушка отвечает: «А я съел, нормально всё было». Шашлык на даче делается, только когда мы приезжаем. И это здорово: каждый шашлык запоминается на всю жизнь! Мама, например, может сказать: «Это в то лето было, когда шашлык подгорел» или «Это было, когда вы шашлык из курицы делали». Бабушка с дедушкой всегда спорят насчёт того, пора ли снимать шампуры с углей или не пора. А мы сидим в саду, на лавочке, макаем зелёный лук в соль и щуримся от его сладкой горечи. Для нас шашлык — всегда прекрасен.

Кругами


Когда шашлык съеден, я начинаю бабушку дёргать за подол. «Ася, пойдём на качели». Я их сразу заметила, как только мы зашли в сад. Но я знаю, что Ася не станет качать меня, пока все не наедятся досыта. Качели — это моя гордость. Они — мои собственные, как бабушка с дедушкой. Дедушка вешает их специально к моему приезду, а когда я уезжаю, снимает. На них катаюсь только я. Не то что в городе, на детской площадке. Там качели общие, ещё и ждать приходится, пока какого-то Егора мама не позовёт и он не слезет. Качели дедушка сделал сам. Они немножко косые, но это ничего. Держит их толстая яблоневая ветка. Самое чудесное, что на этих качелях можно качаться не только вперёд-назад, но и кругами. «Ася, кругами!» Ася смеётся, толкает меня, я начинаю вращаться, и в животе возникает такой особенный холодок. Качельный.

Звери

К моему приезду Ася всегда что-нибудь придумывает. В прошлый раз она построила для меня шалаш из двух старых дверей. Мы с мамой изрисовали его стены шариковой ручкой. Мама нарисовала кошек, а я — птиц. Ещё на деревьях и кустах в саду всегда прячутся игрушки. Налетавшись на качелях, я отправляюсь их искать. «Эй, кто тут?» — кричу. Прислушиваюсь. С персикового дерева кто-то отвечает: «Я!» Мне не дотянуться, а папа может. Он снимает с ветки большую резиновую лягушку. Ох, у неё ещё и лягушонок на спине. А вон там, я вижу, белеет чей-то хвост. «Смотри, куда ты залез. Упадёшь». Беру на руки пушистого ягнёнка. Из куста смородины смотрит на меня пчела. Она в три раза больше настоящих и не кусается. Обойдя владения, нахожу ещё обезьянку и морскую звезду на ниточке. Мы залезем в шалаш и представим, что пошёл дождь, а мы спаслись. Пусть нас все ищут.

Признак Крыма

Мы собираемся выйти из дома. В Петербурге мы бы долго-долго возились, надевали штаны, куртки с молниями, шарфики повязывали на шею. А тут — ноги в сандалии сунул и пошёл себе прямо так. Только что я в этом платье прыгала на диване, и вот я уже топаю по улице. Папа говорит: «Какой воздух! Его не чувствуешь». Если ветер вылетел из-за угла, никто не ёжится, не застёгивается на все пуговицы. Он тёплый, ласковый. Сядем на скамейку, закроем глаза, сидим так и чувствуем, чувствуем, что мы в Крыму.

Горлицы

Ещё один крымский признак — уханье горлиц. Горлицы выглядят как серые голуби, но они никогда не толпятся над крошками, а по очереди подлетают к окну. Чтобы получилось ухнуть как горлица, зажмите себе рот и мычите: «У-у-у». Вечером, когда я засыпаю, они ухают. Утром просыпаюсь — опять ухают. Им тоже тепло и хорошо в Крыму, поэтому они никуда не улетают.

Жильё

Вообще-то в Крыму целых два моря, выбирай, какое хочешь. Мама с папой всё время вздыхают о том, что «самая красота — на Чёрном море». Но ездим мы только на Азовское. Оно тоже бывает чёрным в плохую погоду, зато нагревается гораздо раньше того, что покрасивее. На море стоит город Щёлкино. Я думаю, там в каждом доме есть щёлка, в которую можно посмотреть на море.

Мама с папой об этом не знают. Поэтому они всегда ищут жильё с видом на море. Как только мы приезжаем в Щёлкино с нашим огромным оранжевым чемоданом, к нам бросаются бабушки с криком: «Жильё! Жильё!» Это значит, что бабушки готовы выехать из своих квартир и пустить туда нас. Когда мы поселимся, из шкафчиков, тумбочек и кладовок за нами будут наблюдать вещи бабушек. Мама скажет: «Ну когда же мы сможем поселиться в отеле?» Папа закричит: «Зато какой тут вид!» А я посмотрю в щёлочку.

Как научиться привыкать

Если мне предстоит что-то новое и необычное, мама всегда говорит: «Вспомни, как мы заходим в море! Сначала так холодно, что, кажется, будто нет сил терпеть. Но потом немножко подвигаешься в воде, и становится хорошо, тело привыкает».

Так она успокаивала меня перед занятиями гимнастикой. Это правда, очень похоже: вначале мне хотелось убежать оттуда, а под конец даже было жалко, что настали каникулы.

Холодная вода

Вот я стою на берегу, и море сначала подходит ко мне, а потом отступает обратно. Я тоже так — вперёд-назад. Ничто на свете не заставит меня зайти в эту холоднющую воду!

А папа разбегается, кричит: «Раз, два, три, моряк не боится холодной воды!» и бухается, поднимая такую тучу брызг так, что две тётеньки на матрасе недовольно морщатся. Мама заходит в море медленно и нарочно стучит зубами, когда окунётся, начинает рычать. Мои ноги уже стоят на дне, они совсем белые, а между пальцами вылезают маленькие песчаные бурунчики. Ой-ой-ой…

— Выходим! — говорит мама. — Хватит для первого раза.

Ничто не свете не заставит меня выйти из этой прекрасной воды!

НЛО

С нашего балкона виден мыс Казантип. Это такой плоский холм, выступающий из моря. Папа говорит, туда часто прилетают инопланетяне. А всё потому, что если посмотреть на Казантип сверху, он похож на голову самого главного инопланетянина. Эта голова вытянутая, как яйцо динозавра.

Я нашла в ванной непонятную переводную картинку. На ней то ли мышь, то ли енот. А если соскрести кусочек ногтем, получится инопланетянин. Вдруг папа кричит: «НЛО летит!» Мы с мамой выскочили на балкон, а там папа снимает на камеру две оранжевые точки в небе. Ну что это за НЛО? Огоньки как огоньки. Вот у меня в ванной — настоящий инопланетянин.

Дребедень

К пляжу в Щёлкино ведёт аллея с дребеденью. Это её мама так называет, а папа — аллеей соблазнов. Очень я люблю там ходить и трогать резиновых лягушек, светящиеся мячики, ракушечных черепах, сушёных иглобрюхов, прозрачные мыльницы с ракушками внутри, магниты в виде шлёпанцев, брелки с пауками, деревянных змей, стеклянных птиц, мешочки, набитые лавандой, и прочие очень нужные вещи.

Но мама с папой считают, что они бесполезные. В первый день, когда мы приехали, мама сказала: «Куплю тебе три игрушки, и больше не проси». И как же выбрать всего-то три игрушечки из целой аллеи? Пока мы шли к морю, я хотела купить резинового слона, жабу и тираннозавра. Когда мы шли обратно, я мечтала о липком пауке, мягком коте и фиолетовом драконе. Как же трудно выбрать!

В конце концов, купили мы дракона, слона и паука. Только они на следующий день перестали быть новыми. Зато те, которые остались, стали как будто ещё новее. Тогда мама сказала: «Тренируй силу воли. Ходи мимо всех прилавков и говори: ”Тьфу на вас!”». Но очень обидно было мне плевать на мягкого кота. Поэтому я решила со всеми здороваться. А мама недовольна: «Ну мы идём на море или нет?» Как же, идём конечно. Вот только поздороваюсь ещё с хамелеоном, петухом, жирафом и дельфином…

Странные люди


Мы ходим на пляж с ковриком для ванной. Мы его ещё дома купили, в строительном магазине. Я сама выбрала такой: со звёздочками и лунами. Продавщица, наверное, думала: «Странные люди. Зачем им такой длиннющий коврик в ванную?» Но мы-то знали, что, валяясь на нём, будем выкапывать из песка ракушки. Ни у кого больше такого коврика нет, вокруг люди лежат или на больших полотенцах или на соломенных подстилках.

Папа собирается учить меня нырять. Для этого нам нужна игрушка, которая тонет. Чтобы я смогла её со дна доставать. «Кто у тебя тонет? Слон?» — спрашивает папа. «Нет, слон не тонет. И вообще у меня все плавать умеют», — говорю я. «Нам нужно что-то тяжёлое. Ложка. Или нет, лучше крышка от кастрюли! Точно!» Тут мама говорит: «Мало того, что мы на пляж ходим с ковриком для ванной, так ещё и крышку от кастрюли будем в море кидать?» — «Ну и что?» — спрашивает папа. «А то. Все подумают, что мы странные люди». Ну не топить же моего птеродактиля! Он-то, конечно, тонет, только я об этом — молчок.

Морские чудища

Лежим мы себе на коврике для ванной, и вдруг мимо проходят Человек-Паук, Губка Боб и Микки-Маус. Они всем детям дают руку пожать и приглашают на представление. Человек-Паук мне говорит: «Ну какая красивая девочка!» И руку синюю тянет. Нет уж, пусть с ним мальчишки здороваются. Ушёл Человек, как говорит мама, несолоно хлебавши, а тут на его месте Губка Боб появился. «Приходи вечером в дэка», -говорит. И руку тянет. Не знаю я, что это ещё за дэка, прячу руку за спину. А вот Микки-Маус ничего не сказал и мимо прошёл. А я, между прочим, только с ним и хотела поздороваться.

Через два дня лежим, смотрю, опять идут: Лев Бонифаций, Крыса какая-то и Черепаха. Папа сказал, это Ниндзя-Черепашка, но я не знаю, что за Ниндзя такая. «Мама, а ты знаешь, где они все живут?» — спрашиваю я. «В разных местах», — отвечает мама. А вот я точно знаю — где. В море они живут. Погуляют по пляжу, руки всем пожмут — и обратно.

Пляжная еда

Вот опять лежим мы себе на коврике для ванной, а над нами пролетает вяленая и копчёная рыба. Это дядька её несет на проволоке и кричит:
— Копчёная и вяленая рыба!
Так целый день летают над нами разнообразные продукты.
— Горячая кукуруза!
— Свежие сладкие вафельные трубочки!
— Медовая пахлава, семечки, сосиска в тесте!
— Шашлычки из мидий, рапан, креветочка!

Мама иногда покупает кукурузу, а всё остальное — нет, говорит, что можно отравиться. Поэтому мы на пляж носим бутерброды.

Папе надоели эти крики, он вскочил с коврика и как закричит:
— Копчёная пахлава! Вафельные семечки! Свежие сладкие креветки! Вяленая сосиска в тесте!

Я так смеялась, что уронила бутерброд в песок. Теперь маме придётся мне что-нибудь купить.

Кузнечики

Вот в песне поётся, что кузнечик был зелёненький. А на самом деле они очень разные: жёлтые, чёрные, коричневые. Бывают огромные, с папин палец, и такие крошечные, что их можно принять за сухую травинку. На Казантипе их много, они выпрыгивают из-под ног при каждом моём шаге.

Папа учит меня ловить кузнечиков. «Раз — села, два — накрыла ладошкой. Только так, чтобы не прихлопнуть. Потом медленно раздвигаешь пальцы, видишь, вот он там, шевелится. Теперь бери его за коленки. Осторожно, не сломай». Я посмотрю на кузнечика. Если бы он умел говорить, он бы, наверное, сказал: «Зачем вы меня за колени взяли? Это невежливо». Папа отпускает его: «Ну, скачи, чего застыл?». Мелькнёт над травой едва видимая галочка, и нет её.

Поссорились

Папа стоит в дверях, с палкой от пляжного зонтика. Он приделал к ней нож, и собирается на охоту. «Куда ты, папа?» — «Я иду ловить бычков. На обед будут у нас жареные бычки». — «Как же они тут поместятся?» — удивляюсь я. «Это рыба такая», — объясняет мама. Мы идём с ней на пляж вдвоём, а папа где-то ловит странную рыбу. Но потом оказывается, что он никого не поймал — он позвонил маме по телефону и сказал грустным голосом: «Не ловятся». Мама пошла в магазин и купила жареных бычков. Когда папа вернулся, мы сели за стол. Мама достала тарелку с бычками и говорит: «А люди вот поймали». Тогда папа вскочил и убежал в другую комнату. Папе стало обидно, что он два часа сидел в воде с палкой от зонтика, старался, караулил бычков, а мама взяла и просто их в магазине купила.

Потом они с папой друг на друга не смотрели и были чёрные-чёрные от грусти. Мама выкинула всех бычков в мусорное ведро. Я села на кухне за стол и стала рисовать. Нарисовала много-много рыбы и отнесла её папе.

Волны

Папа учит меня кататься на волнах. Море пенится, как будто в него вылили пену для ванны. «Смотри, когда волна только заворачивается, нужно не нырять в неё, а прыгнуть от неё. Тогда вода подхватывает тебя и несёт вперед. Подходящие волны ходят по четыре. Пройдут, а потом надо опять стоять и ждать хорошую».

Как же можно просто стоять в море? Нет, я так не могу. Я прыгаю и плаваю, потому что у меня есть нарукавники с рыбками. У мамы нет, и она бросается на волны животом. На все — и на неподходящие тоже.

«Вот она! Вот она!» — кричит папа. Позади нас, заворачивается, как серо-голубой платок, волна. Мы берёмся за руки. «Нет, нет, ждите, вот сейчас! Семьяне, вперёд!» Волны выносят нас обратно, к берегу, но мы не расцепляем руки. И только успеваем встать, как они снова толкают нас в спину. Волны ходят по четыре. Волна-мама, волна-папа и две волнишки. Эй, эй, готовьтесь, вот и волна-дочка! Уффф! Она самая лучшая!

Крыша

Сегодня мы вылезли на крышу нашего дома. Папа больше всего на свете любит смотреть закаты и каждый день туда залезает. Но меня мама не разрешала брать на крышу. Сегодня папа её наконец уговорил.

Наш коврик для ванной первый раз забрался так высоко. Он такой замечательный, на нём можно лежать и на пляже, и на крыше. «Мама, это пол — на крыше?» — «Нет, здесь нет пола, потому что нет потолка». — «Но что это, на чём мы лежим?» — «Это крыша». Нет, всё-таки это пол. Ведь потолок у крыши — это небо!

Зашипит!

Я всегда первой вижу луну, я угляжу её даже днём, когда она полупрозрачная и прикидывается облачком. Вот она! Ура, я опять первая. Мама говорит: «Луна-то останется на всю ночь, ты закат не пропусти! Солнце садится очень быстро».

Красный круг висит прямо над голубой полосой, где кончается море. «Сейчас зашипит!» — говорит папа. «Как это?» — удивляюсь я. «Горячее всегда шипит, когда попадает в воду». Как здорово, что мы сидим на крыше дома! Все вокруг готовятся ко сну, тихо гаснет день, загораются в домах цветные окна. И никто-никто не знает, что мы — на крыше. Я смотрю по сторонам, а когда снова перевожу взгляд на солнце, его уже нет. Только ярко-розовый свет развевается по всему небу. «Папа, а можно мы ещё залезем завтра? Я прослушала, как солнце шипит».

Рыбалочка

На аллее с дребеденью есть такое чудесное место, называется «рыбалочка». Там стоит маленький бассейн, в нём по кругу плавают игрушечные рыбки с магнитами, и надо этих рыбок ловить на удочку. И даже не только рыбок, но и черепах, крабов и моллюсков. Мне больше всего нравится пёстрая, носатая рыбка. Но её уже поймала другая девочка. Надо подождать, пока у неё наполнится ведёрко и она снова выпустит рыбок в бассейн. А я пока вытащу морскую звезду. Эй, эй, ну куда же ты? Опять её ловит девочка. Ну уж осьминог-то розовый точно будет мой! Вот он, приближается. И тут девочка переворачивает ведро, и прямо ко мне плывёт носатая! Теперь я её не упущу. Папа говорит, что пора идти. Но как можно уйти, когда осьминог и морская звезда ещё плавают?

Завтра лучше

Мама с папой стараются меня отвлечь, когда я иду мимо, потому что уж если я возьмусь ловить рыбу, то никто не пойдёт обедать. Я буду час таскать из воды улов, папа будет снимать меня на камеру, а мама — сидеть в кафе над остывшим супом и сердиться. Мама придумала, что «рыбалочка» будет не каждый день, а через день. И вот я иду по аллее, ноги сами несут меня к маленькому бассейну, а мама говорит: «Завтра!» Как назло, все удочки свободны, и ведёрки пусты, по кругу плавают оранжевые, зелёные, фиолетовые рыбёшки, они зовут меня: «Скорей, сюда!» Я говорю: «Мама, а давай сегодня завтра будет. По-игрушечному». — «Давай, но тогда завтра будет сегодня и завтра ты не сможешь половить рыбу». Я долго и сердито думаю. Нет, всё-таки лучше, когда в запасе ещё остаётся завтра. Пусть рыбы меня подождут.

До свидания!


В нашем жилье есть кухня, спальня, ванная и коридор. Дома всё это тоже есть, но там нет моря! И даже щёлочки нет! Как это всё устроено на свете? Почему нельзя, чтобы море было у всех?

Мама складывает платья в оранжевый чемодан. Коврик, свёрнутый в трубочку, грустно стоит в углу. Неужели ему ещё год не придётся работать пляжным ковриком? И вот всё собрано, и мы идём окунуться в море последний раз. Без всяких бутербродов, без коврика и зонтика. Семьяне печально бредут к пляжу. Я прощаюсь с носорогами, жуками, динозавриками. Как всё это странно устроено! Почему нельзя их всех забрать с собой?

Мы долго сидим в воде, а когда выходим, я иду медленно-медленно, чтобы море подольше не скрывалось из глаз. В моих босоножках перекатываются песчинки, а в карманах звенят ракушки. Вот их я точно оставлю себе!

И еще раз до свидания!

Мы два раза уезжаем из Крыма. Первый раз — с моря, в Джанкой. Второй раз — из Джанкоя в Петербург. У нас двойная грусть! Мама говорит: «Запомни всё это. Будем зимой вспоминать, когда за окнами темнота и холодина». Я морщу лоб. Я должна запомнить, что на газоне возле нашего жилья лежат семь серых котов и два рыжих. Что кукуруза вкуснее, если посыпать её солью. Что на Казантипе оранжевый мох. Что часы в доме бабушки и дедушки каждый час мурлыкают песенки. Что прощальный шашлык не подгорел. Что когда я летала кругами, мой тапок упал в кусты. Что инопланетяне поймали всех бычков. Что мама и папа обнимались, стоя на балконе.

Страничка для взрослых

В прошлом году у молодой детской писательницы Анны Ремез вышла большая сказочная повесть «Стражи белых ночей» — вообще-то, настоящий роман, немного приключенческий и немного фантастический, посвященный Петербургу: город в этой книге в очередной раз предстает загадочным и необычным.


Вообще, все, что пишет Аня, в достаточной степени загадочно и необычно: даже эти небольшие истории для маленьких наших читателей получились у нее не только симпатично, но и с подтекстом — для детей и родителей.

Все дело в деталях. Прежде всего, в том, как тонко и умело автор распоряжается детскими впечатлениями своей героини. А еще — в удивительном, щемящем чувстве ранних открытий. В цикле рассказиков «Семьяне на море» этими открытиями переполнен весь мир, как море — волнами. «Ничто не свете не заставит меня выйти из этой прекрасной воды!» — восклицает наша героиня. Вот так же и нам не хочется «выходить» из хорошей прозы!

24 ноября 2012

Анна Ремез, Михаил Яснов
Художник: Ольга Вайсблат

Чтобы оставить комментарий к статье, вы должны авторизоваться.

Другие материалы

Путешествуем (10 апреля 2013)

Путеводитель по Израилю

Линор Горалик продолжает рассказывать детям, что они должны показать родителям в Израиле.

Чтение (8 апреля 2013)

Мечта и фантазия

Стихи Анны Игнатовой

Когда взрослые были детьми (5 апреля 2013)

Хулиганы: Узнай в себе подлеца

Нехорошо мы обошлись с военруком нашим, а он был святым человеком.