Кто-то читает журнал, кто-то щёлкает кнопками мобильного, кто-то целуется. Обычный день московской подземки. Но каждый нет-нет, да и глянет. Кто украдкой, кто осуждающе, а кто и с нескрываемым любопытством: ну надо же, сумасшедшая! А может, это настоящий эпилептический припадок?
Лохматая тётка в болотного цвета пуховике и разношенных ботах плачет и смеётся, смеётся и плачет.
Упала варежка. Берет съехал набок. Мне всё равно. Я смеюсь и плачу. Плачу и смеюсь. Я читаю «Дневник мамы первоклассника».
Такую книгу мог бы написать любой из нас. Про визит к невропатологу в районную поликлинику. Про выпускной утренник в детском саду. Про бракосочетание в Чертановском ЗАГСе, в конце концов.
Но в этом году мой сын пошёл в первый класс. Поэтому я читаю «Дневник мамы первоклассника» и плачу.
Провинциалы, обречённые до последнего вздоха покорять этот чертов город. У нас нет бабушек в Потаповском, никто не покупал нам с пенсии леденцы в «Елисеевском». Мы идём вперед, сметая всё по пути. Каждая преграда – экзамен, за который обязательно нужно получить «отлично». Сочиняя историю нового рода, мы выбираем школу для ребёнка, как Веллингтон своё Ватерлоо.
Я прошла все этапы рефлексии. Исчеркала карандашом десятки рейтингов московских школ. В субботу была уверена, что Колмогоровский лицей не достоин нашего мальчика; в понедельник рыдала, что крошку не возьмут даже в специнтернат.
Эту книгу мог бы написать любой из нас. Эту книгу должна была написать я. Маша Трауб оказалась первой. Простить ей этого я не смогу никогда.
Южное Бутово, 7.20 утра, три пересадки, термос в правом кармане, тёплая ладошка зажата мёртвой хваткой – вперёд, в тихие арбатские переулки, столько лет скрывающие от нас ту самую, настоящую жизнь.
Маленький Вася идёт в школу в собственном дворе. Потом, измождённая ранним подъёмом мама будет стоять у окна и наблюдать, как проходит урок физкультуры на свежем воздухе. Но это – позже. А пока – пока 1 сентября:
– Вася, вставай, ты же не хочешь опоздать в школу? – пошёл будить сына муж.
– Хочу, а можно? – спросил Вася, закрываясь с головой одеялом.
– Нельзя, ты же в первый класс идёшь! – воскликнул муж.
– А завтра в первый класс можно?
1 сентября я встала в 6.20 утра. Сорок минут будила мужа, который, накрывая голову подушкой, неизменно бормотал: «Да-да, уже надеваю правый ботинок!» Потом мы вместе двадцать минут будили сына:
– Ну, ты же не хочешь сегодня опоздать?
– А что, можно? – с надеждой спросил мальчик.
Через две недели я фурией влетала в детскую и вопила:
– Быстро! Встал! Штаны! Майка! Зубы-ы-ы-ы-ы-ы! З…з…з… как его?.. На кухню!
Утром я сама не своя. Сегодня надо было позвать ребёнка завтракать. Я с недосыпу забыла, как его зовут. Пришла в комнату и говорю:
– Как зовут?
– Вася, – испуганно ответил ребёнок.
– Точно. Пошли завтракать.
Первое родительское собрание. Потрясение:
– Какую обувь приносить на физкультуру? Кеды или полукеды?
– Полукеды! – уверенно ответила завуч.
После вереница родителей тянется к учительскому столу: «Как там мой?» И я, и я заикаясь от страха:
– Что, х-х-хулиганит?
– Хулиганит!
– Н-н-неусидчивый, н-н-наверное?
– Неусидчивый!
Собрание подошло к логическому концу. Все стали сдавать деньги и подходить к учительнице для личной беседы.
– Что, совсем плохо? – спрашивала родительница.
– Совсем, – отвечала Светлана Александровна, и родительница отходила понурая.
– Хоть что-то отвечает? – спрашивала следующая.
– Если спросишь – отвечает. И то неправильно, – выносила приговор учительница.
– Скажите мне что-нибудь хорошее, – подошла я, когда дождалась своей очереди.
За блестящие в своей точности диалоги, за смешные детские реплики, которые не требуют ни дополнений автора, ни редакторской правки, я готова простить Маше Трауб многое. Лирические пассажи про собственное школьное детство; небрежный стиль; два «очень» в одном предложении…
С другой стороны, благодаря этому есть ощущение, что читаешь обыкновенный дневник, а не Книгу, следовательно, появляется сопричастность и доверие.
Но я никогда, никогда не прощу Маше Трауб, что пресловутый Вася не был зачат пораньше. Если бы он пошёл в школу хотя бы два года назад, я бы прочитала книгу вовремя.
О, если бы я только знала!? Если бы только! Про школьных активисток и родительские собрания; про мам отличников и мам хулиганов; что не только я не в состоянии решить задачу по математике из учебника первого класса («На ветке созрело 7 яблок, несколько яблок сорвали, сколько зрелых яблок осталось на ветке?»).
О, как много часов безмятежного сна удалось бы сберечь!
В новогодней постановке сыну досталась роль гусара. Я нашла в Интернете выкройки и делилась опытом с другими родителями; ездила в специальный магазин за гофрокартоном; сумела даже починить степлер.
До трех ночи клеила кивер. Украшала тулью роскошной лентой – алой с золотом. Утром ребёнок горделиво отнес «шапку» в школу.
Уверенно встречаю учительницу:
– Всё хорошо?
– Нет, ну что это такое? У всех кивер как кивер, а у вас – черт знает что?! Ленту снять, прикрепить золотую гирлянду!
– А мой муж замечательно рисует. Профессионально, – сказала я Светлане Александровне…
Нам тоже дали задание. Нужно склеить два листа ватмана и художественно написать «1 «А». Моя семья»…
– Смотри, какой шрифт я придумал.
– Да, замечательно. Только букву «А»
по-другому нарисуй.
– Ты ничего не понимаешь. Это же в стилистике «
Нью-Йоркера» шестидесятых годов…
Он нарисовал замечательный паровоз с вагонами, которые везли буквы – как заголовок.
Сдавать работу отправили няню. Она вернулась расстроенная:
– Светлана Александровна сказала, что всё хорошо, только паровоз не нужен. Нужно только название написать и всё. Переделать.
До пяти утра я нервно курила, пила воду, считала коров, а на третьей тысяче перешла на овец. Все потому, что в десять вечера мой сын вспомнил: «Мама, тебе велела зайти Н.П., обязательно! И знаешь, она строго так велела!»
Боже, думала я, 20 сентября меня уже вызывают в школу. Что? Не справляется с нагрузкой, избил девочку, нагрубил учительнице, кидался котлетами в столовой?
Назавтра, с трудом дождавшись окончания уроков, подошла к учительнице, разом став сантиметров на двадцать ниже.
– Почему подошва у сменки чёрная? Нельзя! Поменяйте обувь!
Ещё час я пила валокордин и обзванивала друзей – родителей школьников с целью выяснить, какого цвета должна быть подошва у сменной обуви:
– Конечно, оранжевая! – цинично пошутил муж. Я поверила.
– Задержитесь, пожалуйста, на минуточку, – сказала мне учительница, когда вывела детей после уроков. На всякий случай я повертела головой – а вдруг не мне? Мне.
Пока давали домашнее задание, я прокручивала в голове варианты беседы. Вася подрался, устроил истерику, не ответил на вопрос. Или всё-таки вши?
– Давайте отойдем, – взяла меня под локоть Светлана Александровна.
– Мне нужно… – начала лепетать я. Можно было сказать, что у меня работа, дела, суп на плите, живот болит, голова, к врачу надо…
– Вася неправильно держит ручку, – шёпотом сказала учительница. – Обратите внимание. Поправляйте его дома. Знаете, куда должен смотреть кончик ручки?
– Куда? – испугалась я.
– В плечо.
Ну почему, почему эту книгу не написали для меня чуть раньше? Тогда я бы точно не позволила бабушке Миши К. схватить моего мальчика за плечо. И я бы сумела ответить маме Яши Н., разбившего моей крошке губу. И той маме, что собирает деньги на подарки учителям, я бы тоже знала, что сказать. Я бы больше не пугалась директора, который запрещает родителям спускаться в школьную раздевалку, чтобы помочь найти потерявшиеся перчатки.
И никогда, никогда я больше не буду ругать ребёнка за нежелание писать прописи. Потому что теперь точно знаю: мы – как все, и мы все – вместе. Я читаю «Дневник мамы первоклассника» и рыдаю навзрыд.
Версия для печати
