Более неспортивного человека, чем я, найти трудно. Я не умею плавать, не умею кататься на велосипеде и роликах, равно как и на лыжах и коньках. Я никогда не бегаю по улицам и паркам в облегающих шортах и топах, не хожу в походы, не занимаюсь пилатесом и зумбой, не медитирую в позе лотоса и вне её, не приближаюсь к тренажёрам и обхожу стороной теннисные корты. Я боюсь спортивных мячей, и поэтому третья четверть — самая большая четверть в школьном учебном году — всегда была для меня сущей каторгой. В третьей четверти на уроках физкультуры мы играли в спортивные игры с мячом. Обычно в волейбол или баскетбол. В последнем мяч — настоящее оружие убийства, увесистое и страшное. До сих пор помню ощущение ужаса и паники, которое сковывало мои движения перед неотвратимо приближающимся тяжёлым оранжевым мячом. Учительница физкультуры, бывшая спортсменка, кажется, волейболистка, орала, перекрикивая гулкое эхо от ударов мячей об пол:
— Что ты рот разинула! Бери его! Не подводи команду!
И это была вторая, после летящего мяча, часть моего персонального ада — команда. Личные желания и страхи, предпочтения и воля, стремления и мечты отступали на второй план, когда речь шла о КОМАНДЕ. Группа случайных людей, объединённых, по сути, только возрастом и принудительными физическими упражнениями, должна была полностью затмить мою личность на целых сорок пять минут. Нужно было хотеть, чтобы команда выиграла, нужно было бороться за победу команды, нужно было переживать неудачу команды сильнее, чем свою собственную.
У меня не получалось. Единственное, чего я страстно желала, так это чтобы урок закончился как можно скорее и неуравновешенная женщина в спортивном костюме со свистком на груди перестала орать мне в ухо: «Команда — вперед!»
Впрочем, это всё было давно. Я уже много лет не та скромная тихая девочка, которую можно заставить прыгать у волейбольной сетки, у меня у самой — дети: мальчик и девочка. Мальчику 11 лет, Андреем зовут. Высокий, худой, спортивный. Бегает быстро, особенно если впереди мяч. Тоже индивидуалист, но не в такой острой форме, как я. Идея команды ему не противна, он её принимает, хотя и не горит ею.
Ну, если есть мальчик, значит, ему надо заниматься спортом — это ясно как божий день. В течение двух лет я возила сына на футбол, тот, что в Америке называют хаус-соккер. Соккер — обычный футбол в нашем понимании, в который играют ногами. Хаус, в данном случае, означает, что тренируют волонтёры, занятия в щадящем режиме, стоит недорого. Два года — это четыре сезона, в каждом сезоне новый тренер. В принципе, все они были неплохие, но с четвёртым моему сыну действительно повезло.
Спокойный и доброжелательный, зовут просто — Джоном. У него самого ребёнок — ровесник моему, тоже юный футболист, так что чаяния мам и пап тренер понимает. Но главное, после КАЖДОЙ игры Джон писал родителям письма. В каждом письме о каждом ребёнке было что-то хорошее. «Джеки в этой игре показал класс! Его удар сбоку во втором тайме был просто чудесен! Алан дал всем понять, что его потенциал далеко не исчерпан, помните его пас слева? А как Андрей поймал тот мяч в первом тайме! Ведь его практически невозможно было поймать!» И так далее. Я зачитывала эти письма Андрею, видела, как он расцветал после каждого доброго слова. Это ведь даже не мама с папой похвалили, и не товарищи мелковозрастные, а тренер! Джон убедил нас всех, что Андрей хороший вратарь, и он стоял в воротах «насмерть»: брал такие пенальти, что аплодировали даже родители соперников.
В тот сезон команда моего сына победила в местном финале среди хаус-команд своей возрастной группы. Почти в полном составе их пригласили играть в команду «Все звёзды», это такой финал финалов, играют сборные.
И как они играли! Как они болели за команду, как они старались, как поддерживали друг друга! Более того, я болела! Никогда в жизни не думала, что меня может взволновать какая-то спортивная игра. Мне казалось, что максимум, на что я способна, — переживать за своего сына, когда он там, на поле, стоит в воротах, и все эти мальчишки стараются ударить в него мячом. Материнский кошмар — эти юные голкиперы на поле. На том финале финалов они заняли второе место, а моего сына и ещё одного мальчика пригласили в тревел-команду.
Тревел — это серьёзней, это уже спорт, а не физкультура. Тренировки три-четыре раза в неделю по два часа круглый год, а не по сезонам, игры — каждые выходные, и в субботу и в воскресенье. Личный номер в лиге, плата за тренировки гораздо выше, каждая игра — отдельный тариф. Тренируют уже не волонтёры-любители, а люди, для которых футбол — профессия.
Андрей приступил с большим энтузиазмом. Тренер, назовем его Амаль, ребёнка хвалил, мы радовались. Однако на первой же игре обнаружилось странное. Во-первых, наш Амаль так поругался с рефери, что получил жёлтую карточку. А во-вторых, после игры случился «разбор полётов», на котором нападающие получили за то, что мало забили, защитник — за то, что не отбил мяч, а Андрей — за то, что пропустил гол.
— Понимаешь, это другой уровень, — попыталась я объяснить ребёнку столь стремительное превращение футбола из удовольствия в напряжённый труд. — Вы уже почти взрослые, никто не будет гладить по головке за промахи и просчёты.
— Но почему он кричит? — удивленно спросил мой сын. — Мне даже показалось, что мы ему безразличны…
— Темперамент такой. Холерик. А вообще он неплохой дядька…
Вот это «он неплохой» я потом говорила сыну много раз, не то извиняясь, не то оправдывая нового, «серьёзного уровня» тренера. Сначала я сама верила в то, что говорила, списывая Андрюхино отношение на его же собственную эмоциональную незрелость, неготовность к более серьёзным занятиям. Потом, глядя на то, как Амаль с завидным постоянством (буквально на каждой игре, а это два раза в неделю) то ругается с судьёй и родителями противоположной команды, то кричит на своих юных игроков, стала сомневаться. Но тогда я ещё считала нужным поддерживать авторитет тренера и вела с сыном беседы. Я говорила, что, если человек не умеет сдерживать негативные эмоции, это ещё не означает, что он плохой человек, и его всё равно нужно слушаться и уважать. В конце концов, он — тренер, он воспитывает способность биться за победу, а это в современном мире нужное качество. Современный мир — он такой, неласковый.
Где-то в середине года из команды начали уходить ребята. Кто-то тихо, просто переставал появляться, без объяснений, а кто-то со скандалом. Отец одного мальчика — нападающего, очень хорошего нападающего, — написал жалобу руководству лиги. Тренер сорвался на его ребёнка во время игры, сорвался в присутствии других ребят и родителей, что отец посчитал недопустимым. Потом выяснилось, что это уже не первая жалоба на Амаля, и у того уже даже были неприятности. Амаль же разослал родителям письмо, в котором объяснял, что иногда бывает несдержан, но это не со зла, а для блага самих мальчиков, ибо он воспитывает в них состязательность и силу воли. Особо упирал на состязательность. Бойцов, стало быть, растит…
Команда играла с переменным успехом, но в целом неплохо. Однако каждая игра превратилась в стресс, игроков было маловато — запасных вообще ни одного. Приходили новые ребята, уходили старые, — скамейка запасных пустовала полгода. То есть они даже не могли отдохнуть, всё время были на поле.
Неладное я заподозрила, когда после одного из проигрышей мой сын пришёл домой, запустил мяч с разгону в подвал, отшвырнул бутсы и разразился тирадой о том, как неправильно играли противники и какой идиот был судья. Мой сын — спокойный, добрый мальчик с отличным поведением в школе, которого даже «прикрепляют» к двоечнику-хулигану, чтоб на этого хулигана положительно повлиял… На просьбу выражать свои мысли иначе, прозвучало что-то вроде: «А что такого? Амалю можно, а мне нельзя?»
Дальше — круче. Вспышки гнева на рефери и противников стали чередоваться с приступами самобичевания и монологами: «А может быть, я вообще не нужен моей команде…»
К концу года мой ребёнок считал, что играет в футбол плохо, в судьи идут глупые слепые люди, и если команде нет дела до его эмоционального состояния, то и ему до команды тоже дела нет… А потом Андрей заболел, и я не повезла его на игру. Согласитесь, если у ребёнка температура выше 38 и кашель… Я позвонила тренеру, но он сказал, что в воротах стоять некому и он хочет переговорить с Андреем лично. Я сказала, что пока Андрею не исполнится 18, все будут говорить со мной, на том беседу и закончили.
Нет, мы не скандалили, что вы! Андрюха доиграл год, получил причитающиеся кубки и медали. Но от футбола мы решили немного отдохнуть. Поймите меня правильно, я не против состязательности, но, по моему мнению, которое только укрепилось за прошедший сезон, эта так называемая состязательность должна идти вторым пунктом, а первым — дети. И никто не убедит меня, что крик и унижение, пусть даже незначительное, могут действовать во благо. И я считаю, что доброе слово, похвала, улыбка и вера в человека способны сделать гораздо больше для взращивания пресловутой состязательности, чем замечания и критика.
Такой вот футбол… Хотя дело совсем не в нём.