Другие дети

Мы познакомились в начале восьмидесятых: Марк Вейцман жил тогда в Черкассах, учительствовал и писал превосходные стихи для детей (причём не только для маленьких — в основном для подростков, что в нашей детской литературе большая редкость), издал несколько книжек, мучительно вступал в Союз писателей (куда его не пускали националисты-письменники), приезжал в Ленинград — в ту пору журнал «Костёр» устраивал конференции детских писателей. С тех самых лет пошла наша переписка, которая не прекращается по сей день.

Марк ВейцманСо временем в этой переписке всё чаще появлялись «взрослые» стихи — иногда в газетных вырезках, чаще — машинописью. Теперь это была мощная лирика, она оглядывалась в прошлое на идишские корни и живо примерялась к будущему, к горним высотам Иудейских гор.

В 1995 году в Черкассах вышла книга Вейцмана «Моление о памяти»: здесь уже были проставлены все акценты и заявлены все пристрастия. Книга поздняя — Марку давно перевалило за пятьдесят — и безукоризненно зрелая. С осени 1996 года Марк Вейцман живёт в Израиле — вышедшие там книги и многочисленные публикации в периодике представляют его как одного из сильнейших поэтов русского зарубежья.

Но сейчас речь идет о детских стихах Марка Вейцмана. В нашей современной поэзии мало кто пишет про младшую и среднюю школу столь серьезно, внимательно и успешно.

Серьезно — поскольку Марк Вейцман работает много, тонко чувствуя аудиторию. У него одна цель: на уровне самой высокой поэзии отобразить многообразную внутреннюю жизнь ребёнка.

Внимательно — поскольку в любом стихотворении автор находит точный сюжетный ход, или деталь, или просто интонацию, которые оживляют стихотворение, и оно становится событием читательской жизни.

Успешно — поскольку это поэтическое событие, а потому естественное и в то же время неожиданное.

Марк Вейцман рассказывает в стихах о чувствах и малыша, и подростка — иногда трудно провести грань между этими, казалось бы, несовместимыми возрастами. Но поэт находит в малышовой душе зародыши взрослых ощущений, и это чрезвычайно важно — особенно сегодня.

Вот некоторые книги Вейцмана: «Мой папа — ученик», «Шестой урок», «Понедельник — день весёлый», «Пора каштанов», «Лирические приключения». Вышли они уже давно, но вы всё-таки постарайтесь их разыскать — они того стоят. Четверть века их автор работал учителем физики в школе — кому, как не ему, знать, что происходит с его подопечными. И многое из того, что с ними творится, он перетворил в весёлых и лирических стихах.

Михаил Яснов

Мы нисколько не шалили

Мы нисколько не шалили.
Маляры крыльцо белили.
Мы немножко посмотрели —
и немножко побелели.

Мы нисколько не шалили.
Печники трубу чинили.
Мы немножко посмотрели —
и немножко почернели.

Мы нисколько не шалили.
Только мамы нас бранили
и своей достигли цели:
мы немножко покраснели!

Тётя Поля

«Отстань!» — кричат соседи и родня.
Лишь тётя Поля слушает меня,
приехавшая в гости из Ростова.
И к смеху, и к слезам она готова.

Не каждый нас умеет понимать
и удивлённо брови поднимать,
и огорчённо всплескивать руками,
и восхищаться нашими стихами.

Париж и Вена. Львов и Павлоград…
Но мне Ростов милее во сто крат.
Вы города иные предпочтёте?
Но где ещё живут такие тёти?!

Обычная драка

Чужие мальчишки
возникли из мрака,
и Васька не струсил.
Обычная драка.

А Колька замешкался
самую малость,
Он думал: что делать?
И Ваське досталось.

Потом он решился
и ринулся смело…
Но это значенья
уже не имело…

Старый дом

Наш старый дом
встречает новый день,
лукаво сдвинув
крышу набекрень,
подмигивая
солнечным стеклом,
не зная,
что назначен он
на слом.
И вот приходит новый,
новый день,
а дома нет —
осталась только тень.
Косая тень
на улице лежит.
Трамвай промчится —
тень слегка дрожит.
Как память,
по булыжникам скользя,
она живет.
Её снести
нельзя.

Другие дети

Другие дети так едят,
как нам не снилось с вами.
Они, съедая всё подряд,
растут богатырями!

Они, на радость пап и мам,
так рано спать ложатся,
что ни за что ни мне, ни вам
за ними не угнаться.

Они в портфели дневники
вложить не забывают,
они ковры-половики
охотно выбивают.

А если изредка соврут,
то это не нарочно.
Вот только, где они живут,
никто не знает точно!

Действия с дробями

Три с половиною овечки
и восемь сотых пастуха
однажды встретили у речки
четыре пятых петуха.

А у доски, в штанишках мятых,
пока визжал от смеха класс,
стоял один и ноль десятых,
и слезы капали из глаз…

Зеркало

Перед зеркалом стоишь,
грустно рожи строишь.
Синяка не утаишь,
ссадины не скроешь.

Мне б его не замечать,
вовсе б не глядеться.
Сколько можно омрачать
солнечное детство?!

Старая парта

В жёлтых опилках сухая трава,
старые парты пошли на дрова.
Вот я за новою партой сижу,
ручку над чистой страницей держу.
Ручку держу, а писать не пишу,
что там проходят, понять не спешу.
Что-то мне жарко,
и в горле — комок…
Над кочегаркой
вьётся
дымок…

Мускулы

У меня уже, кажется, мускулы есть,
я не зря поднимаю гантели!
Вот пощупайте здесь…
Ну а здесь?
Ну а здесь?
Очень странно…
А здесь?
Неужели?!
Если шутите вы, то прошу вас учесть:
надо мною смеяться опасно!
У меня уже, кажется, мускулы есть…
Только где — совершенно неясно…

Марина Петровна

Марина Петровна, я вас ненавижу
за то, что от вашей улыбки завишу,
от вашего голоса, вашего взгляда.
Марина Петровна, кому это надо?!
Зачем вы так радостно розовощёки?
Как медленно тянутся ваши уроки!
Я письма писал вам — во сне, наяву ли.
Я вас защищал от огня и от пули.
А вы — единицу…
В журнал…
хладнокровно…
Я вас ненавижу,
Марина Петровна!

Сестрёнка

Слепила сестрёнка из глины уродца
и всласть напоила студёной водицей,
и спать уложила в тени у колодца,
и ноги укрыла узорной тряпицей.
Глядеть на него никому не велела,
в кино не пошла, пообедать забыла.
Сидела над ним и жалела-жалела,
страдала-страдала,
любила-любила!