Кауки, барздуки, маркополи и прочие населяющие эту сказку создания, жители Леса, пока мало нам знакомы, все они перебрались сюда из балтийских легенд и преданий. Все, кроме главных героев — Волчка и Юлы, неугомонных брата и сестры, которые однажды отправились искать Белого Коня, являвшегося им во сне. Дорога приведёт детей на Пустоши, где Волчку придётся сразиться с Медным Вепрем, от которого житья нет гномам-маркополям. Конечно же, он его победит, а как ему это удастся, вы узнаете, когда дочитаете сказку до конца.

В древней чаще Леса, в самой глуши, там, где теснятся дуплистые, ветхие дубы и куда не ступала нога человека, кипит жизнь. Одни летают, другие бегают, третьи крадутся, а вот не пойми что белёсое в воздухе колышется — то ли тумана клочок, то ли и впрямь лесной житель…

Куда ни глянь — Лес со всех сторон, ни в ширину, ни в глубину его не измеришь, чьими шагами ни мерь. Потому никто и не знает, какой он, этот Лес, на самом деле.
Здесь, в лесной глуши, царит вечный сумрак. Хорошая вещь сумрак — кого не желаешь видеть, того можешь не замечать. А захочешь кого-нибудь позвать — достаточно шепнуть, и сосед или родич услышит. Тут звуки приглушённые, сдержанные, а если кто зашумит — значит, по лесным обычаям так положено.
Лесовики между собой в родстве, встречаются и дружат. Бывает, конечно, что не ладят, но редко.

Всё лесное население ведет свой род от деда Пушкайтиса, из земли выросшего, и от его жены Ракиты. Если присмотреться, оба они напоминают стронувшиеся с места деревья. Хотя не всегда они бродят по Лесу, иной раз и остановятся: если уж очень донимает беспокойное потомство, Пушкайтис скрывается в кусте бузины, а жена его ракитой и оборачивается.

А как случится что-нибудь серьёзное или понадобится о важном деле поговорить — идут к ним и ка’уки, и барзду’ки — длиннобородые гномы, и безду’ки, и марко’поли. И огненные а’йтвары прилетают.

Живут в Лесу долго, много-много столетий, и никто здесь не умирает, а только засыпает, обернувшись деревом, если жить надоест. Правда, такое редко случается. Вот и дедушка Пушкайтис вечно грозится уснуть вечным сном, забравшись в куст бузины, да только не удаётся ему поспать — то мудрый совет молодым требуется, то выбранить кого-то надо… Под бузиной Пушкайтис обустроил себе скромное жильё на старинный лад. Спит на куче листьев в углу, а притулившаяся в другом углу моховая кочка может превратиться и в лежак для гостя, и в буфет, и в письменный стол, за которым дедушка всё собирается когда-нибудь написать мемуары. Есть у него там и уютный закопчённый очаг, и потому из-под бузины непрестанно валят клубы дыма. «Словно из преисподней», — жалуются лесовики. А что тут поделаешь: не любит дедушка ни новой мебели, ни глиняных печек, говорит, в старину все так жили и здоровенькие были. Ну, пропахло всё кругом дымом, — и что с того? «Навыдумывали тоже — все эти столы, стулья, — ворчит Пушкайтис, — дереву расти надо, а не чтобы всякие сорванцы на нём блины уплетали».

Бабушка Ракита день-деньской шуршит по кустам, собирает ягоды и грибы для всей родни, рвёт заячью капусту на щи, а потом всё это квасит, сушит, варит — словом, хлопочет, как трудолюбивая белка. Вечно ей кажется, что без её запасов многочисленному семейству может не хватить каких-нибудь даров леса, и сама мысль об этом так её пугает, что бабушка, едва сняв с огня черничное варенье, бежит собирать орехи, а доверху засыпав кадку орехами, со всех ног кидается за белыми грибами. И, хотя лесовики и сами прекрасно умеют о себе позаботиться, всё набивает и набивает кладовку, которая и так уже ломится от всякого добра.

А что же у неё за родня? Да вот, например, кауки. Ка’укас считается ребёнком, пока ему девятьсот лет не стукнет, так что герои нашей сказки хоть и дети ещё, но по человеческим понятиям — старые-престарые старички. Вообще кауки возраст считают только до второй тысячи лет, а потом бросают, и всё тут. Просто живут себе дальше, трудятся — они существа трудолюбивые и в ремёслах искусные. Ростом взрослый каукас человеческому ребёнку по колено, у всех у них мягкая шёрстка, любопытные мордочки, а на лапках — острые коготки. Едят они всякие кашки, крутые яйца, словом, только варёное.

Родственники кауков айтвары совсем на них не похожи. Когда а’йтварас сидит где-нибудь на пеньке, он напоминает огненного петуха с бородатым человеческим лицом, но в полёте оборачивается пылающей кочергой или огненным ужом. Айтвары любят утаскивать к себе в гнёзда золотые вещицы, красивые камешки или зёрна, а едят только печёное или жареное. Их какой-нибудь кашкой не накормишь, им подавай жаркое или яичницу. От омлета или блинов они тоже не откажутся. С ними надо быть поосторожнее, с непривычки и обжечься можно.

Барздуки немного похожи на кауков, только помельче. Они так и родятся с бородой, даже девочки, и страшно гордятся этим: барздучихи для красоты вплетают в бороды разноцветные ленточки. Барздуки вечно заняты и озабочены, а как выпадет свободная минутка, любят покатать рипку (это примерно как у людей погонять шайбу, только рипка в два раза больше). Они умеют добывать из болотной руды железо, но обрабатывают его кауки.

Бездуки — самые весёлые жители Леса, они знают много разных танцев, игр и песен — но в песнях, правду сказать, бездуки охотнее всего прославляют самих себя. И всё-таки на больших лесных праздниках они совершенно незаменимы.
А маркополи — это крепко сбитые человечки ростом примерно в пядь, но именно про таких говорят «мал да удал»: стойкими и отважными их сделали долгие века жизни на самой окраине Леса.

Конечно, это далеко не все лесные жители — всех лесовиков и не упомнишь, и, если не знаешь, никогда не догадаешься, кого можно встретить в Лесу!

В легендах бездуков говорится, что посреди Леса стоит гора, а рядом с ней живёт дракон, который в то же время и волшебник. Дракон умеет превращаться в старика-ведуна, а потом обратно в дракона, — а что тут удивительного, он же волшебник! Да только лесовикам драконье волшебство ни к чему, ведь самое простое наколдовать — чтобы тесто из квашни не вылезло или чтобы пиво не прокисло — любая хозяйка в Лесу умеет. А разве ещё что-нибудь надо?

По берегам рек и озёр водятся ведьмы-ла’уме, они в этих реках и озёрах бельё стирают. Обычно лауме — это весёлая красивая девушка, но если её рассердить, она может и злющей бабой-ягой обернуться. Так что советую, встретив в Лесу светловолосую лауме, полюбезнее с ней здороваться, а вечерами, когда настаёт время ведьминой стирки, лучше к воде не ходить. На всякий случай.

Есть ещё ведьмы-ра’ганы — они тоже умеют внешность изменять. Когда ра’гана скачет верхом на метле, её сразу узнаешь, а когда просто идёт по тропинке незнакомая женщина — не сразу и поймёшь, кого встретил. Но у них свои дела, они с лесным народом не сближаются, живут себе в глуши в своих избушках, и всё.
А другие лесные жители своего облика не меняют, если не считать дедушки Пушкайтиса, но он делает это, скорее, от скуки…

У Леса полно тайн, а вернее сказать — Лес и сам тайна. Тут в чаще можно иногда даже Незнамо Кого встретить. Вот как, скажем, каучата встретили… И не только Незнамо Кого, но и…