Читайте начало истории о Гершеле Острополере здесь.

Когда ребе Борух, внук знаменитого Бааль Шем Това, молился, со стороны казалось, будто вся его фигура объята пламенем. Хасиды восхищались своим ребе, он чудесным образом помогал людям и открывал великие тайны. Ребе Борух был очень богат и разъезжал по местечкам в великолепной карете, множество слуг убирали его дом, а повара готовили еду для паломников, которые непрерывно шли к нему за помощью, советом или просто для того, чтобы прикоснуться к одежде праведника. Частенько ребе Борух задавал пиры, не жалея на это денег. Во время трапезы он беседовал с людьми. Но водился за ним один грех. Был он необыкновенно раздражителен и гневлив. Беда тому, кто попадался ему под руку в недобрый час! А иногда овладевала ребе такая тоска, что целыми днями он ходил нахмурившись и не произносил ни звука.

Больно было его ученикам, хасидам, переживать вспышки гнева и уныния «сварливого цадика», тем более что он сам учил их, как важно быть весёлыми. Однажды повстречали хасиды в корчме известного шутника Гершеле Острополера, угостили его чаркой, и кто-то из них возьми, да и подколи его:
— Реб Гершеле, про вас говорят, что вы дурак.
Не обиделся Гершеле.
— Не стоит слушать пустые разговоры! Вот про вас говорят, что вы умный. Но разве можно в это поверить?

Посмеялись хасиды и решили, что надо познакомить Гершеле с их печальным ребе.

И вот приехал Гершеле в Меджибож, а ребе в это время как раз пребывал в глубочайшей тоске. Он заперся в своей комнате и ходил из угла в угол, не желая никого видеть. Гершеле попросил фонарь и тихонько залез в окошко. Хасиды замерли от страха, ведь учитель строго-настрого запретил беспокоить его. А Гершеле, недолго думая, поднял фонарь и стал неотступно следовать за ребе, озабоченно глядя по сторонам, будто потерял что-то важное.
— Что ты здесь ищешь, человек? — спросил изумлённый цадик.
— Слышал я, где-то здесь ребе повесил свой нос, вот я и пришёл его поискать, — серьёзно ответил Гершеле.

Странное дело, ребе не выгнал его восвояси, а рассмеялся от души и оставил шутника при дворе — не иначе как удалось Гершеле разыскать его нос! Надо сказать, что двор у ребе Боруха был немаленький, а при дворе как же без шута?

Да вот так: когда отлучался ребе Борух и его высокое кресло оставалось пустым, Гершеле обожал занимать его, прежде переодевшись в пышную одежду учителя. Посетители приходят — у них и сомнений нет, что это сам почтенный рав сидит за книгой, так что кашлянуть бедняги боятся. А Гершеле на них со строгостью из-за толстой книги посматривает, слушает, головой покачивает, а уж советы какие даёт — всё шиворот навыворот! Так что вы думаете — советы эти плутовские всегда помогали, да ещё как!

Приехал раз к ребе Боруху богач из одного местечка с просьбой излечить его бедную жёнушку. Но вместо ребе Боруха в кресле в это время восседал «ребе» Гершеле. Рассказал ему богач, как лишилась его жена своего чудесного аппетита, которым славилась до свадьбы: ничего не ест, не пьёт, какие бы деликатесы муж ей ни покупал, сохнет день ото дня, всё ей не так да не этак, а врачи ничего не понимают и помочь не могут.

Гершеле наморщил лоб, полистал мудрые книги и произнёс важно: «Вот что я вам скажу: езжайте домой, да ни в коем случае не давайте жене ничего вкусненького, а наоборот, кормите её только соломой. И следите за ней получше! Ничего к соломе не добавляйте!»

Поразился богач такому странному совету, да святому человеку виднее. Приехал он домой и начал кормить жену соломой. Нельзя сказать, чтобы жене это понравилось, но раз ребе велел… пришлось ей начать жевать солому. Соломы много не сжуешь, и пить от неё так хочется… Тут бы молочка или чего кисленького, да муж не разрешает: ешь, говорит, солому и водой запивай. Делать нечего, пришлось красавице по ночам вставать, горе соломенное заедать. Что под руку попадётся, то и в дело шло — и хлеба каравай и сметаны крынка, — ой как коту утром за это попало! А женщина-то на соломе поправляться начала, румянец на щеках появился. Через некоторое время зовёт она мужа, говорит: «Чувствую, муженёк, что я выздоровела, езжай, поблагодари ребе Боруха, да погоди, вели сначала двух баранов зарезать — одного ему в подарок, а другого я на ужин съем, такой у меня аппетит разыгрался». Обрадовался богач и отправился в Меджибож.

На этот раз встретил его уже сам ребе Борух, но богач от радости подмены не заметил, а может и правда, с Гершеле они были похожи. Поблагодарил счастливый муж за чудесное исцеление, кроме барана ещё и золотых червонцев отсыпал. Ребе Борух понять ничего не может — не видел он никогда ни этого человека, ни жены его, но слово за слово выведал он, как дело было. Только уехал богач, тут же вызвал к себе ребе Борух Гершеле и принялся ругать его на чём свет стоит. Где это видано, чтобы почтенных женщин соломой травить! Но Гершеле и глазом не моргнул:
— В чём я виноват, посудите сами! Этот болван жаловался, что жене его недостаёт разве что птичьего молока, а она всё скучает. То ей дом мал, то у соседки юбка длиннее, любая мелочь аппетит портит. Разве она не корова? А что полагается корове? Ну, скажите сами! Солома!

Что оставалось ребе? Только посмеяться. Да и то правда, средство ведь помогло!

Прибежал однажды к ребе Боруху один балагула — так на идише звали извозчиков — и прямо с порога кричит:
— Ребе, ответьте, только скорей, если я коэн, имею ли я право взять разведённую?
Ребе был в другой комнате, и за него ответил Гершеле:
— Бери спокойно, не волнуйся!

Обрадовался балагула:
— Дай вам Бог долгих лет жизни, ребе! А мне говорили, что раз я называюсь коэном, значит, моя фамилия происходит из древнего рода священников и брать разведённую женщину я права не имею. Наврали, значит, всё! Спасибо и до свидания! Побежал я…
Услыхал это ребе, хотел остановить просителя, да того уж след простыл. Тогда накинулся он на Гершеле:
— Кто ты такой, чтобы разрешить ему то, что запрещено законом?! Коэн не может брать разведённую!
— Да нет, ребе, ему можно, — ответил Гершеле. — Вы не поняли, он — балагула.
— Что с того, глупец?! Если балагула, то для него законы что ли не писаны?
— Ну что же, не верите, тогда судите сами, — Гершеле побежал за извозчиком, еле догнал его и привёл обратно к ребе Баруху.
— Зачем я вам нужен? — сердится балагула. — Времени нет, ехать надо!
— Такое дело спешки не терпит, — строго заметил ему ребе Борух. — Ты, говорят, хочешь взять в жёны разведённую женщину…
— Взять в жёны!.. Да что вы, ребе, у меня уже есть жена, пока ещё, слава Богу, не разведённая, так куда мне вторая?
— Вот чудак! Так зачем же ты эту хочешь взять?
— Да я везти её хочу, на то я балагула! На хорошую цену договорились! Да что же это? — завопил балагула, глядя в окно. — Вон её другой повёз! А ну, стой, остановись! Это моя женщина!

И балагула в гневе выбежал из дома.

А Гершеле и сам был отнюдь не простаком, он прекрасно знал законы и Святое Писание. Только так его дорога повернулась, что знания его и мудрость поблёскивали через остроты и шутки, будто сквозь дырки его знаменитого рваного кафтана. Гершеле часто говорил о том же, что и ребе Борух, да всё будто с изнанки. А когда высмеивал человеческие недостатки, тогда всем доставалось, даже самому ребе. Но на то и шут, чтобы самое больное затронуть. Вроде и не всерьёз, а задумаешься глубоко…

Каждый день Гершеле и ребе Борух вместе произносили молитву Шмоне-эсре, восемнадцать славословий. Ребе молился долго, а Гершеле — раз-два и делу конец. Не выдержал ребе:
— Не совестно тебе, Гершеле, на молитве экономить? Посмотри на меня, я говорю Шмоне-эсре в два раза дольше. Стыдись!
— Что вы, ребе, — отвечал Гершеле, — как я могу равняться с вами? У вас, чтоб не сглазить, столько золота и серебра, и дом полная чаша. Зачем же вам экономить? Пока вы всё перечислите и поблагодарите Всевышнего за то, что у вас есть, много времени проходит. А что я? Какое у меня добро? Жена и коза! Я перечисляю: жена-коза, коза-жена… и конец Шмоне-эсре.
Понятно, что Гершеле слукавил, слова-то в молитве у всех одни. Но он знал, что цадик прекрасно поймёт его намек: а будет ли молитва его к Богу так же длинна, будет ли вера его так же крепка, если отнимут у ребе всё его благополучие? И стоит ли судить о глубине молитвы другого человека всего лишь по тому, сколько минут на неё ушло?

А почему же Гершеле прямо этого не сказал? Так в этом талант шута — смеяться, а грусть в сердце держать; говорить, да не договаривать…

Спросили как-то у Гершеле:
— Правда ли, что ты не веришь в Бога?
— Кто это сказал?
— Люди говорят.
— Мало ли что люди болтают! Лучше спросите у Него самого!