Продолжение. Начало здесь.

Цадик указал на Бейс, окружённого охраной.
— Разве ТАКОЕ допустимо?
— Нет, нет! — зашумели буквы.
— Обвиняемый! Что вы можете сказать в свою защиту?
— Невиновен!
— Вы все слышали, что кричал Габи?
— Все.
— Теперь пусть выступит адвокат. Вам слово, реб Алеф.

Все замерли, желая услышать, что же скажет адвокат в защиту злодея.

Реб Алеф вышел из своего угла и расположился возле председателя Цадика. Голову адвоката украшала закруглённая шляпа, на левой ноге красовалась калоша, а сам он был завёрнут в большой шарф, словно у реба Алефа болел живот.

Одет он был очень странно, а манера говорить была ещё страннее. В своей речи реб Алеф старался употреблять слова, которые начинались на букву «А».

- Абсолютно антигуманно — атаковать такого ангела! Абсурдный акт арестанта архиужасен и алогичен! Аднако… — Оратор забыл, что слово «однако» надо писать с буквы «О». И у него совсем закончились слова на «А»: — Может быть, обвиняемый невиновен? Может, кто-то другой напал на Габи?

Если бы адвокат говорил как человек, он бы сказал буквам, что лучше спросить у самого Габи, кто на него напал. Но адвокат не сказал этого. Он так разгорячился, что стал снимать всё, во что был одет, — шляпу, шарф, калошу — и остался гладким и тощим.

Его речь не произвела впечатления на публику — буквы даже смеялись.

Председательствующий пригласил эксперта. Экспертом был реб Ламед, большой ученый. Дни напролёт он работал, уткнувшись в книги. Сейчас он вышел из своего угла, высокий, с длинной, как у жирафа, шеей, словно говоря: «Кто из вас сравнится со мной? Кто я и кто вы?»

Председатель подозвал букву Хес, велел ей склониться и стать скамеечкой для уважаемого эксперта. Затем обратился к учёному:

 — Уважаемый реб Ламед, простите великодушно, но возможно ли, чтобы он, — председатель указал пальцем на обвиняемого, окружённого солдатами, — возможно ли, чтобы он был невиновен?
Реб Ламед поднялся, качнулся назад, снова выпрямился и сказал:
— Господин мой Цадик! Это совершенно невозможно. Все ведь слышали, что кричал Габи.
— Был ли это бейс из какой-то другой книги?
— Нет, этого не может быть. Вы все здесь учёные, все имеете дело с книгами. Вы знаете, что другие буковки бейс в нашей семье — малюсенькие, худенькие. Разве они могли напасть на такого большого парня? 12 февраля ему уже исполнилось 7 лет! К тому же он мог бы позвать на помощь своего старшего брата Элика. А тот Бейс, которого арестовали, совсем другой — огромный, с колючей гривой! И вот ещё что. Когда пришли арестовывать Бейс, он лежал не на своем месте!

Реб Ламед собирался выступать ещё долго, но вдруг очень устал. Ещё бы, тяжело ведь стоять на одной-единственной ноге! И он быстро закончил свою речь:
— Это точно он!

Цадик поблагодарил Ламеда за мудрые речи и затем обратился к буквам:
— Дорогие буквы, братья и сёстры! Со времён сотворения мира не бывало такого злодейства. Мы, буквы, далеки от греха, мухи не обидим, поэтому нас все любят и пускают даже к маленьким детям. Но если мир узнает, что один из нас обидел ребёнка, а мы промолчали, люди перестанут доверять буквам! Можем ли мы допустить такое?!
— Нет! — прогремела тысячеголовая толпа на площади.

Может быть, голов было даже больше тысячи, ведь у некоторых букв по две головы, а у одной — целых три! Угадали, у какой?

— Правильно! — продолжал Цадик. — Мы должны проучить этого наглеца! Чтобы он и думать не смел нападать на детей! А теперь, — подытожил Цадик, — вы должны сами решить, как именно мы накажем злодея.
На минуту воцарилось молчание.

И вот из толпы вышла буква Тав, самая последняя буква в алфавите.
— Выгнать его! И дело с концом!
— Выгнать! Выгнать! — поддержали его все. — Он нам не нужен!

И буквы прогнали Бейс из детской в переднюю, оттуда — на лестницу, с лестницы — на улицу, с улицы — в город. Из города — в пригород, оттуда — в лес, а из леса — в тёмную пещеру.

Продолжение следует