Городской романс

Площади и улочки,
Парки и дворцы.
Масляные булочки,
Платаны и скворцы.
А в апрельский день
Зацветёт сирень!

Что за город? Лондон? Нет.
Рим? Чудной какой ответ.
Хельсинки? Да быть не может!
Город глянцевых обложек
И воспитанных бульдожек –
Вот он, местный колорит…
Что, кричите вы? Мадрид?
Что-то логика хандрит.

Подскажу я вам немножко,
Сидя прямо у окошка:
Солнце светит,
Дождик льёт.
Снег, бывает, вдруг пойдёт,
А Мадлен все ждёт и ждёт.

Мальчик слева? Вот отвага!
Нет, какая ж это Прага?
Хайфа? Ницца? Воркута?
Рига? Плёс?? Алма-Ата!?

Будет вам еще подсказка:
Там в кафе всегда терраска!

Петербург? Да быть не может!
Ялта? Право, не похоже…

В Москве по Красной площади
Ходили раньше лошади.
В Ленинграде у Невы
Жили-были две совы,
А на речке Мойке
Столовались сойки.

Ну а в Риме из фонтана
Выползали два варана.
В Ялте жил писатель Горький
Написал он эти строки.
В Лондоне – очкарик Поттер
Подружился с Таней Гроттер.

А в Нью-Йорке два боксёра
Искусали режиссёра.
Он спешил в универмаг
Покупать зелёный фрак.
Замечтавшись о премьере,
Не заметил псов у двери…
Но тут, по дороге в Вену,
Ветер принёс Супермена.
Испугавшись трюкача,
Звери дали стрекача!

Этот ветер перемен
Не затронул лишь Мадлен.
Ну конечно, она не пейзанка,
Не албанка, не африканка.
Не испанка и не мексиканка,
И даже – не корсиканка.
Быть может, американка
Эта маленькая горожанка?
Нет, ну что вы,
Она – парижанка,
Знаменитая хулиганка –
Та, о ком играет шарманка.

Много лет назад такой романс
Сочинил американец Бемельманс:

«В Париже на тихой улочке
С мощёными тротуарами
Жили-были двенадцать девочек,
И всё они делали парами…

А крошка Мадлен, хотя и мала,
Всех подруг храбрее была.
Она не боялась гулять в мороз.
Даже тигру в клетке она показала нос!»

Разные дети
Живут на планете:
Бабушки, мамы,
Девчонки в панамах.
Британский джентльмен,
И, собственно, Супермен.
Тревожатся все за Мадлен:

«Мадлен не спит, Мадлен не скачет
И не шалит, а горько плачет.
И вот уж вызван доктор Коган
И к ним бежит со всех ног он.
И громко в телефон кричит:
– Скорей! У нас ап-пен-ди-цит!
Тут все заплакали навзрыд…»

А что ещё там? Карамель!
О ней рыдала мадам Клавель…
И двенадцать девчонок, что ночь не спали,
Грустили, стонали, стенали, рыдали.
Мадам Клавель уже не спит,
Она торопится, бежит…

Но здесь кончается мой романс –
Его продолжит сам Бемельманс:
«В Париже, на тихой улочке,
под звездами, в поздний час…»