Маленькая Ирочка школу не любила. С самого первого дня, когда учительница красной ручкой испортила новенький дневник: «Родителей. Срочно!!!»
– А что я? Я ничего… – оправдывалась Ирочка вечером.

Пришли бабушки с дедушками – мамины родители, и папины тоже. Они сидели за овальным столом и сурово смотрели на первоклассницу.
– Светлана Валентиновна сказала, хватит писать, будем делать зарядку: «Мы писали, мы писали, наши пальчики устали». А я совсем не устала. Я достала пупсика и стала с ним играть. В учеников. А она как рассердилась! Указкой по парте била! – Ирочка никак не понимала, в чём она виновата.

Потом Ирочка к школе привыкла. Не полюбила, нет. За что её любить? Сидишь, диктант пишешь, задачки решаешь, потом эстафета, потом все поют «Школьные годы чудесные». На переменке мальчишки носятся туда-сюда, как молекулы под микроскопом. Девчонки стоят кучками, шепчутся: лиц не видно, только банты подрагивают. Ирочка один раз встала рядом, послушать:
– А он мне и говорит: «Сама ты дура!», а я ему: «Ты ещё хуже дурак!» – важно сообщала Тамарка – самая высокая девочка в классе. Тамарин папа работал милиционером.
– А он что, а он? – нетерпеливо спрашивали остальные.
В общем, тоска и скука.

Зато Ирочка любила читать. Так обычно и случается с девочками, которые не любят коллективные занятия. После уроков Ирочка прибегала домой, быстренько переодевалась, аккуратно вешала форму на плечики, разогревала обед. Брала в правую руку ложку, а в левую – пирожок, и медленно ела, не отрывая глаза от книжки. Иногда ложку приходилось класть на стол – чтобы перевернуть страничку.

В книжках у героев почему-то совсем другие школы, и интересные одноклассники; верная дружба и коварное вероломство; настоящие приключения и даже опасности.
Самая любимая Ирочкина книжка была «Два капитана» Вениамина Каверина. Вот бы учиться в четвертой школе-коммуне:

Илл. В.И. ЛадягинаС утра мы ездили в пекарню за хлебом, потом занимались. Считалось, что мы в первой группе, хотя по возрасту кое-кому пора уже было учиться в шестой. Старенькая преподавательница Серафима Петровна, приходившая в школу с дорожным мешком за плечами, учила нас…
Помнится, мы проходили утку. Это были сразу три урока: география, естествознание и русский. На уроке естествознания утка изучалась как утка: какие у неё крылышки, какие лапки, как она плавает и так далее. На уроке географии та же утка изучалась как житель земного шара: нужно было на карте показать, где она живёт и где её нет. На русском Серафима Петровна учила нас писать «у-т-к-а» и читала что-нибудь об утках из Брема. Мимоходом она сообщала нам, что по-немецки утка так-то, а по-французски так-то. Кажется, это называлось тогда «комплексным методом». В общем, всё выходило «мимоходом».
…
Мы жили этажом ниже, под школой, и вся жизнь школы проходила перед моими глазами. Это была непонятная, загадочная, сложная жизнь…

Ирочка люто ненавидела Ромашку, обижалась за Саню и переживала за Вальку. Даже глупая Кирка, которая считала, что Мери всё-таки вышла замуж за Печорина, нравилась Ирочке. Но самой главной, конечно же, была Катя Татаринова. По утрам Ирочка вставала на 15 минут раньше, чтобы сделать себе такую же чёлку колечками, как у Кати.
Прочитав, как Катя смело рассказала Николай Антонычу, что она разбила спиртометр, Ирочка побежала к маме и призналась во всех своих преступлениях: как однажды вылила молочный суп в унитаз, и как потратила 20 копеек не на завтрак в школе, а на мороженое.

Но больше всего Ирочка хотела оказаться на месте Сашеньки Яновской – из другой книги, «Дорога уходит в даль» Александры Бруштейн. Сашенька училась в женском институте, в маленьком городке. И у неё были такие чудесные подруги: Лида Карцева, Варя Забелина, Маня Фейгель и Катенька Кандаурова. Институт, правда, оказался дурацкий, и противные преподавательницы, и надо было петь «Боже царя храни», и делать книксены и много всего другого:

Мы, однако, считаем, что учат нас вот именно многому, совсем не доброму. Четыре года назад, когда мы поступали в институт, ну до чего же мы были дурочки! Не умели врать, скрытничать, притворяться, – словом, не знали простейших вещей.
Теперь мы это умеем, ох, умеем! И не бездарнее, чем другие. Мы притворяемся, будто у нас болят зубы, или голова, или живот (слово «живот» синявки считают неприличным – мы должны говорить: «У меня болит желудок!»). Мы стонем – смотрим удивительно честными измученными глазами прямо в глаза обманываемых нами учителей и синявок, – наши лица выражают нестерпимую боль, всё для того, чтобы нас отпустили с урока, к которому мы поленились подготовиться.

Но всё равно, столько интересного происходило в этом институте и вокруг него, и столько школьных друзей было у Саши: они устраивали жирфуксы, выпускали газету «Незабудудки», ходили в ореховый поход.

Ирочка завидовала даже мальчишкам Славке, Мишке и Генке из «Кортика» Анатолия Рыбакова, которые сумели раскрыть самое настоящее преступление.

Ещё Ирочка очень любила «Открытую книгу» (её тоже написал Каверин) и хотела, как Таня Власенкова, стать учёной. Ладно, в школе пусть неинтересно, но вот когда Таня училась в институте – вокруг была настоящая жизнь.

Ирочка мечтала быстрее вырасти, поступить в университет. Так и случилось. Потом Ирочка много занималась, вечерами сидела в лаборатории, по ночам зубрила названия всех человеческих косточек. Потом она стала совсем взрослой, и серьёзным учёным, вышла замуж, и у неё родились близнецы – мальчик и девочка. Даня и Дана. Потом Ирочка водила их в детский садик, работала, по выходным – гуляла с семьёй в парке. А потом Даня и Дана выросли и собрались в школу. Им купили карандаши и ручки, пеналы и ранцы – синий, с огнедышащими драконами, и розовый, с Золушкой.

Вечером 31 августа Ирочка сидела на полу и оборачивала новенькие учебники в разноцветные обложки, а Даня и Дана никак не хотели ложиться спать, а бегали по квартире.
– Мам, ну Ма-ам! А в школе хорошо будет?
– Ага.
– А у тебя была интересная школа? – спросила Дана.
– Да, конечно, – неуверенно ответила Ирочка.
– А что у тебя было интересного? – спросил Даня.

Ирочка подняла голову и задумалась:
– Ну-у. А, вспомнила. Один раз мы пошли в поход, заблудились в лесу, и плутали всего два часа, а казалось – целый век. Мы питались ягодами, и пили воду из ручья – чтобы не умереть от голода и жажды. И приготовили себе кровати для ночлега из мха, но тут нас уже нашли. Ещё по выходным мы ходили с подружками друг к другу в гости и пекли разные пироги. А потом шли гулять и громко кричали песни, а прохожие пугались сначала, а потом смеялись. И мы ездили на экскурсии в другие города, всем классом, и у нас был учитель Феликс Наумович, он всегда брал с собой гитару, и мы пели в дороге. И у меня была подружка Таня, мы с ней влюбились в одного мальчика, и вместе сочинили для него поэму. А потом, уже после школы, Танька вышла замуж за старшего брата того мальчика. О, а однажды мои одноклассники Андрюша и Тима подрались из-за девочки, и их хотели исключить из школы. И мы всем классом ходили к директору и просили друзей не наказывать. И директор их простил…

– Да, интересная у тебя была школа, мам, – протянул Даня. – У нас, наверное, так круто не будет.
– Ага, учёба да учёба: прописи, задачки и никакой жизни, – редкий случай, когда Дана согласилась с братом.

А утром они пошли в первый класс, но это – совсем другая история.