Летом мы часто ездим на дачу, особенно когда жарко и можно купаться в речке

Мне очень нравится дача, там интересно жить. Папа тоже считает, что на даче всегда есть, чем заняться. Правда, сам он там чаще всего спит. А вот мама легко находит себе дело по душе: моет тарелки в тазике, пропалывает грядки с редиской или, например, убирается в сарае.

Сарай вообще самое интересное место. Там столько нужных и полезных вещей, что войти туда почти невозможно. Только открываешь дверь – и сразу начинаются нужные и полезные вещи. Раньше все они были у нас в квартире в Москве, а потом мама захотела отнести их на помойку, но бабушка её остановила: она сказала, что если папа не отвезёт всё это на дачу, то пусть несёт на помойку и её саму.

Так в сарае появились: старый матрас, на котором я спал, когда был маленьким, папины школьные лыжи и даже бабушкины кастрюли, которые достались ей от её мамы, когда она, бабушка, выходила замуж за моего дедушку.

Бабушка рассказывала, что кастрюли пережили войну, поэтому их нельзя выкидывать. И я с ней согласен. Мама читала мне про войну, это было тяжёлое и героическое время. Думаю, кастрюли – тоже героические, и их нужно сохранить для истории. Когда-нибудь потом мы отдадим их в музей, а пока пусть полежат в сарае.

Сашенька совсем маленькая, на целый год младше меня, но мне нравится с ней играть. Она не хвастается и не кривляется, как некоторые девчонки. И дядя Слава мне нравится, он весёлый. Он гладит меня по голове и говорит: «Красивый ты парень, Андрюша. На маму похож». И мама улыбается. Он всегда так говорит, когда мама слышит.

Не знаю, почему папа не любит дядю Славу.

Ну вот, в прошлые выходные все приехали на нашу дачу жарить шашлык. Взрослые любят жарить шашлык. Я тоже это люблю, потому что тогда у всех хорошее настроение.

Пока готовили мясо и разводили костёр, все очень веселились. Дядя Лёша весело рубил дрова, папа весело читал газету, а дядя Слава рассказывал смешные истории маме и тёте Оле, которые нанизывали куски на шампуры.

– Когда я была маленькой, хотела стать принцессой, – сказала Сашенька.

Маленькие всегда говорят что-то смешное и притворяются, что они уже выросли. Но взрослые не смеются над малышами – так мне мама сказала. Они смеются над анекдотами.

Я, наверное, ещё не совсем взрослый: над малышами уже не смеюсь, но анекдоты мне пока тоже не смешные.

– А что делают принцессы? – спросил я.
– Они ничего не делают, они царствуют!
– Это же скучно, – удивился я.
– Зато очень красиво. – Сашенька положила на песочный куличик две травинки крестиком.

Потом она потянулась к одуванчику, но вдруг резко отдёрнула руку и вскрикнула:
– Ой! Смотри, жаба!

И правда, возле одуванчика сидела большая серая жаба в пупырышках. Она тихо сидела и смотрела на нас, только живот шевелился, когда она дышала. Глаза у жабы были чёрные, круглые и неподвижные, как пуговицы на бабушкином нарядном платье. Вообще жаба была очень красивая. А Сашенька почему-то сказала:
– Какая страшная… Наверное, это заколдованная принцесса.
– Заколдованных принцесс не бывает, – возразил я.
– А вот и бывают! – рассердилась вдруг Сашенька. – Мне мама рассказывала! Когда она училась в университете, она таких жаб резала.
– Зачем? – удивился я.
– Чтобы посмотреть, как они устроены, – серьёзно сказала Сашенька, – это важно для науки.
– И даже тех, которые принцессы, резала? – ехидно спросил я, но сразу вспомнил, что нехорошо смеяться над тем, что говорят маленькие.
– Конечно, – кивнула Сашенька, ничуть не расстроившись, – они же тогда ещё не стали принцессами. Жабу надо поцеловать, чтобы она превратилась.
– Фу! – сказал я. – Разве можно целовать жабу! Она же в пупырышках.

– А давай её поймаем, – предложил я.
– Давай, – согласилась Сашенька.
И мы стали ловить жабу. Сначала мы её окружили, но жаба никак не реагировала, я даже подумал, что она заснула. Мы стали к ней приближаться, а потом я взял пластмассовое ведро и быстро накрыл жабу. Тогда она наконец квакнула, смешно и тихо, как будто кто-то открыл железную банку с колой.
– Держи ведёрко, – сказал я Сашеньке, – сейчас принесу кастрюлю, там жабе будет просторней.

Кастрюлю я нашёл в сарае, из героических. Она была очень большая, раньше бабушка варила в ней варенье из яблок. А ещё я взял сито. Наверное, оно тоже участвовало в войне, потому что почти через весь широкий деревянный обруч шла трещина. Можно было подумать, что это вовсе не трещина, а ранение.

Пересадить жабу в кастрюлю было нелегко. Она снова квакнула, теперь уже громче и сердитей, и попыталась выпрыгнуть. Оказалось, что если разложить жабу, в смысле, вытянуть её ноги, она станет высокой и сможет достать до края кастрюли. Хорошо, что я сразу взял сито. Как только жаба разложилась в высоту, я накрыл кастрюлю этим ситом, и жаба бумкнулась головой о тряпичную сетку.

– Она точно принцесса, – прошептала Сашенька. – Видишь, как смотрит…
Жаба глядела прямо на меня, и глаза у неё были грустные, будто она хотела что-то сказать, но не могла.

– А что мы будем с ней делать? – спросила Сашенька.
– Не знаю, – сказал я, и, подумав, добавил: – Её можно дрессировать. Научить прыгать через обруч.

И тут нас позвали есть шашлык. Я подвинул кастрюлю с жабой под куст смородины, и мы побежали к костру.

Мама с тётей Олей уже накрыли стол клеёнчатой скатертью и разложили бумажные тарелки. Мама очень любит бумажные тарелки, особенно выбрасывать. Она говорит, что это поднимает ей настроение. Я даже как-то предложил ей выбросить все бумажные тарелки, которые у нас были, чтобы она сразу стала счастливой. Но мама сказала, что настроение у неё повышается, только если выбрасывать грязные бумажные тарелки, а если чистые и новые, всё наоборот – настроение может испортиться.

Весь вечер взрослые сидели у костра и доедали шашлык. Они его доедали, доедали, а он всё не кончался.

Дядя Слава много рассказывал про свой поход в горы. Оказывается, у дяди Славы была трудная жизнь в горах. Они с товарищами заблудились и ловили рыбу в реке, потому что нечего было есть. А ещё он спас друга, когда того укусил клещ. Мама с тётей Олей задавали дяде Славе много вопросов и охали, как будто им рассказывают очень грустную историю. Не понимаю. Всё ведь закончилось хорошо, и за дядей Славой и его друзьями прилетел вертолёт, и они поднимались по верёвочной лестнице, как в кино.

А больше всего они охали, когда дядя Слава рассказал, как вернулся домой и как холодно и одиноко было в квартире, потому что его никто не ждал. Мне даже показалось, что мама вот-вот заплачет.

Папе история спасения дяди Славы вертолётом почему-то не понравилась. Он сказал:
– Надо было изучать маршрут. Только не очень умные люди идут в горы, не продумывая, что будут делать в нестандартной ситуации.
– Нельзя продумать всё, – улыбнулся дядя Слава. – Кроме того, в отличие от тебя, я романтик и идеалист.

Я хотел спросить маму, что такое идеалист, но нас с маленькой Сашенькой отправили спать: её на второй этаж, а меня в большую прохладную комнату на первом, где обычно спит бабушка.

Как только мама с тётей Олей вернулись к костру, я тихонько встал и пошёл обратно, на улицу. Мне очень хотелось послушать истории дяди Славы. В его жизни было много всего интересного, наверняка он сейчас ещё что-нибудь расскажет. По дороге я захватил с буфета пакет с конфетами, которые мама привезла к чаю. Всё равно никто никогда не ест конфеты на даче, но почему-то их всегда везут с собой.

На улице было темно, и никто не заметил, что я прокрался под лестницу и спрятался там, как Гарри Поттер.
– А что в пакете? – услышал я шёпот Сашеньки.
Она сидела тут же под лестницей в розовой пижаме со слониками.
– Конфеты, – прошептал я в ответ. – Хочешь?
– А «Коровка» есть?
– Не знаю, – пожал плечами я, – но «Верблюд» точно есть.
Я всегда забываю название конфет с верблюдом, оно какое-то странное, папа говорил, что это такая пустыня.
– Ладно, давай с верблюдом, – сказала Сашенька.

И мы стали есть конфеты и слушать, что говорят взрослые. Говорили не все взрослые, а только моя мама и дядя Слава. Дядя Лёша, Сашенькин папа, вообще редко разговаривает. Сашенька рассказывала, что если его ни о чём не спрашивать, он может и весь день молчать, только вечером позовёт: «Иди, я поцелую тебя перед сном», – и всё. Или ещё иногда – «Где соль?» или «Как скажешь, Оленька». Остальное время он смотрит в компьютер и рисует там очень красивые картины.

Пока я обо всём этом думал, мама у костра сказала:
– Давайте всё-таки поставим чай. Кто мне поможет достать воду из колодца?
Папа сказал:
– Лена, какой чай, ты с ума сошла?
А дядя Слава сказал:
– Я помогу.

И мама с дядей Славой пошли к колодцу по тёмной дорожке мимо лестницы. Папа, дядя Лёша и тётя Оля остались у костра. Папа вдруг начал рассказывать какую-то историю и смеяться, только как-то странно – вроде ему и не хотелось вовсе ни рассказывать, ни смеяться.

А мама и дядя Слава стояли у колодца. Они были совсем рядом с нами, с лестницей, казалось – стоит им повернуться и всё, они нас увидят.

– Лена… – тихо позвал дядя Слава мою маму, хотя она стояла очень близко к нему.
Позвал и почему-то замолчал.
– Жениться тебе надо, – сказала мама грустно.
– На ком? – спросил дядя Слава. – Я бы на тебе женился…
– Я замужем… – шёпотом сказала мама и стала опускать ведро в колодец.
Я понял, что она стала опускать ведро, потому что оно застучало о бетонные кольца.
– Тогда разве что на принцессе Монако, – вдруг весело и громко сказал дядя Слава. – На меньшее я не согласен!
– В Монако принц, – сказала мама.
– Ну, Монако не обязательно, главное, чтобы принцесса была настоящая.
Тяжело заскрипела цепь, и я понял, что дядя Слава поднимает ведро с водой.

Когда они ушли, мы с Сашенькой открыли глаза. Сашенькина пижама была такая розовая, что, казалось, светилась в темноте.
– Теперь будет развод, – сказала Сашенька.
– Какой развод?
– Официальный, – сказала Сашенька. – Как у моей подружки в садике.
– Твоя подружка развелась? – уточнил я.
– Нет, её родители. Сначала её мама познакомилась с другим дядей, и он очень сильно захотел на ней жениться. А потом эта мама развелась с папой и вышла замуж за того дядю.
– И что теперь?
– Так и живут. Все разведённые и поженитые, – вздохнула Сашенька. – А моя подружка живёт с бабушкой.
– Но у моей мамы есть папа! – возмутился я.
– Ну и что, – пожала плечами Сашенька, – не может же дядя Слава жениться на принце Монако. Принц же мальчик.
Спорить с этим было трудно.
– Я хочу пить, – сказала Сашенька. – Это потому что я икаю от конфет. Я пойду, мама оставляла мне воду у кровати.

Спать не хотелось. Я лежал и думал, а вдруг Сашенька права… Вдруг мама завтра разведётся с папой и выйдет замуж за дядю Славу… Тогда они, наверное, захотят менять квартиру, а бабушка не разрешит. Бабушка всегда говорит: «Если будете разводиться, не думайте, что я позволю вам разменять квартиру!» Обычно мама хочет делать всё, что не разрешает бабушка, и наоборот – всё, что мама запрещает, бабушке очень нравится делать.

Я думал об этом разводе, думал, думал, и мне вдруг привиделось, что я не на даче, а в нашей московской квартире. Я спрятался под кровать, а все меня ищут, и мама говорит: «Мы должны его найти и разменять, потому что мы развелись». А бабушка говорит: «Нет, я не позволю. Лучше отнесите его на помойку». А папа говорит: «Неужели не нашлось ни одной принцессы для Славы, чтобы он не женился на моей жене?»
И я заплакал под кроватью и проснулся. На самом деле я спал, просто очень недолго. Взрослые даже ещё не вернулись в дом.

Я встал, вышел в коридор и прислушался. У костра тихо разговаривали мама и тётя Оля. Я выглянул во двор. Дядя Лёша спал в гамаке, дядя Слава сидел в папином кресле-качалке и задумчиво смотрел на огонь. Папы не было видно.

Я обулся и вышел на крыльцо. Громко трещали кузнечики, и сильно пахло фиалками. Было слышно, как в пруду квакают жабы.

Я прокрался вдоль стены к песочнице и чуть не упал, споткнувшись о пластмассовое ведёрко. Я думал, мама с тётей Олей услышат шум и заметят меня, но они не обратили внимания.

Я одной рукой аккуратно приподнял сито, а второй прижал жабу к кастрюле. Жаба засучила лапками. Я удержал её, потом отбросил сито в сторону и взял жабу двумя руками. Она была холодная и мягкая, как желе, перевернутое из формочки. Она смешно задёргалась, и тут я закрыл глаза и быстро поцеловал её в голову.

Я даже ничего не успел почувствовать, так быстро это получилось. От неожиданности жаба квакнула, и я её выронил.

*

На следующее утро я проснулся позднее, чем обычно. Сашенька скакала перед моей кроватью на одной ножке и повторяла:
– Вставай, пойдём, вставай, пойдём, вставай, пойдём!

Я встал, и мы пошли. На улице светило солнце, дядя Лёша спал в гамаке, тётя Оля и мама разговаривали у потухшего костра, а в кресле-качалке сидел папа.
– А где дядя Слава? – спросил я.
– Уехал рано утром, – сказала мама.
– Почему?
– Ему кто-то позвонил. Наверное, важные дела.
– Ну, какие дела в воскресенье! – хмыкнул папа. – Принцесса какая-то позвонила, он и сорвался. Он всегда был таким.
– Каким? – строго спросила мама.
– Влюбчивым, ненадёжным, – объяснил папа.
Мама задумалась на минутку, потом кивнула:
– Наверное, ты прав…

В песочнице валялись формочки для куличиков, совок и ведёрко. Чуть подальше стояла большая бабушкина кастрюля, многое повидавшая на своём веку. У забора лежало сито с треснутым пузом.
– Ой… – сказала Сашенька. – Смотри… что это?

Она показала на маленький чёрный ошмёток, лежавший под смородиной, – то ли резина, то ли тряпочка, сморщенная, словно обгоревшая.

– На лягушачью шкурку очень похоже, – сказала Сашенька.

И я с ней согласился.

Рисунки Натальи Поваляевой